Полусвет (СИ)

Парнишка в белом халате медленно снял очки и вцепился пальцами в волосы. Он отвернулся к стене и, не справившись с накатившими на него эмоциями уткнулся в нее лбом. Никому не было видно, но я слышала его беззвучные рыдания, что сотрясали убивающую все живое тишину.

Видимо, он был еще совсем новеньким в рядах.

Все молчали. Я ждала, что Луговая сорвется с места, бросится на меня. Я ждала, что парни за ее спинами вытащат автоматы и очередями разорвут мое тело. Я ждала, что девушка, что сейчас повесила голову, кинется вперед в вцепится пальцами мне в глаза.

Я ждала, что Андрей, стоящий в дверях и так восхищающийся трудами моего отца в юности, схватит чертову бутылку с водой и окатит меня с ног до головы.

Я ждала всего этого, потому что сама бы сделала именно так.

Но в мои времена не было перемирия.

А в их были. И хотя оно висело на волоске, их долгом было его сохранить.

— Дина, мы поможем, — подхватив девушку за руку, безжизненно сказала Луговая, — я, отец. Мы внуков не оставим, ты можешь не переживать. Управимся как-нибудь. К нам переедете…

Девушка сорвалась с места, давясь судорожными всхлипами и чуть ли не сбив Андрея с ног, вылетела за дверь.

— Ты сядь, Андрюш, — внезапно продолжила Луговая, — в ногах правды нет. Некуда нам спешить больше. Мне тоже сейчас некуда. Сыновья мои все отмучились, а племянник выкарабкается, Ничем мы ему не поможем сейчас, — Луговая посмотрела меня, — Ты, Сим, Андрея же вспомнила, да?

Я кивнула, не решаясь открыть рта. Спазм сжал мое горло. Страх, ненависть, боль. Все смешалось и окаменело, не давая мне и шанса на амнистию.

Почему-то я была уверена — сейчас я слушала обвинение страшнее которого никогда больше не услышу.

И его дадут не они мне.

Его прямо сейчас сама себя зачитывала я сама.

А Луговая, внезапно, улыбнулась.

— А меня уж наверно и не вспомнишь.

Луговая, порыскав вокруг, откуда-то вытащила пачку сигарет и, трясущимися пальцами достав одну, закурила от молчаливо поданного ей огонька.

— Ох, Жаров, отец твой, в молодости какой был. Первый парень на деревне. Язва только, ты вся в него, конечно. Влюблена я в него была, как кошка. Но куда там, он от своей ненаглядной и шага не ступал, — Луговая затянулась и закашлялась, выпуская в воздух рваные клубы дыма, — гадость какая, редкостная. Это отец твой приучил. Баловался. Мы то дружили крепко, пока он с вампирами не стал эксперименты ставить. И с дядькой твоим. Ты тогда родилась, помню, и мы с мальчиками приезжали смотреть. Маленькая такая, ой, в чем жизнь то держалась. Володьке тогда лет пять было, а Борьке только два годика исполнилось. Но он хоть и помельче был — сразу, всегда первый во всем. Тебе пеленать начали, Володька то ко мне поближе прижался, а Борька вперед. Рассматривал все тебя, какие пальчики, носик какой. А потом бац — и на руки попросил. Хотел лялечку больно подержать.

— Он всегда сестру хотел, — внезапно раздался голос, — в школе, помню, рассказывал, — словно извиняясь за то, что прервал, добавил Андрей.

А Луговая будто и не заметила. Закивала только да рассеянно руку на своем плече погладила, что ее словно в мире этом одна и держала.

— Мы домой тогда приехали, он все грудь выпячивал перед братом. Гордился. Ценность такую ему доверили — подержать. А спать ложился и сказал — вырастет лялечка — женится на ней. Смеялись мы тогда больно. Мы часто в гости к вам приезжали, пока Жарова не перевели. А там уже как-то то одно, то другое. Я помню, когда про трагедию узнала — пороги все обила дядьке твоему. С чем помочь, что привезти. Но он же всю жизнь хрыч хрычем был. Не надо ничего, не трогайте нас, — передразнила голос дяди Луговая, — тьфу, что взять-то с него? А когда узнала, что ты выросла да дело Жарова продолжила — сама не захотела контакт искать. Как же было можно после всего? Я не понимала. Андрюшка наш бывало в гости к Борьке приедет, сядет новости про работу рассказывать, про тебя говорит — аж задыхается, а я даже выходила. Не могла слушать. Знала я, что погубишь себя, все знала. Ни тебя не уберегла, ни их. А теперь вот сижу и думаю — может если бы я такой не была, ты бы парней моих узнала бы да не тронула, — голос Луговой сорвался а сама она, уткнувшись в ладони, зарыдала тяжело и раскатисто, как только безутешная мать может, — кому я нужна тепе-е-ерь.

Я была не силах моргнуть. Дернуться. Меня парализовала. Я чувствовала, как по моему лицу течет влага, собираясь на подбородке и капая вниз от серии интенсивных вибраций, пронзающих все мое тело.

— Виктория Ивановна, у вас внуки, — близнецы практически повисли на плечах Луговой, — Платошка, Захар.

— Виктория Ивановна, — дернулся было Андрей, — теть Вик.

Она завыла. По настоящему завыла. Подняла голову наверх и выла, как раненый зверь. Всхлипы сами вырвались из моего горла.

— Как ты могла! — закричала Виктория Ивановна дернувшись вперед и повиснув в объятиях Андрея, — после всего, что ты сама пережила. После того, что ты видела! Как ты могла, Сима!

— Я не знаю! — судорожными всхлипами вырвалось из моего горла, — Тетя Вика, я ничего не знаю! Простите меня, пожалуйста, простите меня!