Сложив перед собой руки, она смотрела на меня прямо, с выражением брезгливости и непринятия, что так легко считывалось по напряженно ходящим желваками острым скулам, выпирающим под и без того тонкой и желтой, как пергамент, кожей.
Тонкий запах ацетона защекотал ноздри.
— Вам бы печень проверить. Да и сахар не помешает, — я тряхнула головой и тут же застонала.
В черепной коробке кто-то устроил кавардак. Словно не кровь шла по венам, а булыжники, что тяжким грузом осели в каждой клеточке мозга.
Все же пока я молчала, было легче.
Она промолчала. Лишь мельком глянула на тонкий ремешок наручных часов, что прекрасно был виден рядом с рукавом ее серого клетчатого пиджака. Ее лицо казалось мне смутно-знакомым, но то ли отсутствие окон и нормального освещения, то ли резь в глазах, мешали мне узнать ее черты.
Узнать.
Не рассмотреть.
С этим, как раз, проблем не возникло вовсе. Я видела все четко, как никогда. Каждая повисшая в воздухе пылинка яркой вспышкой отражалась в моем мозгу, заставляя болезненно морщиться. Благо, напрягать зрение мне было не за чем.
Я и так прекрасно знала, где нахожусь.
В те времена, когда ПМВ набирали обороты и шло его активное строительство, архитекторам было дано главное задание — каждый сотрудник должен с легкостью ориентироваться. Если преследование вампиров забрасывало группу хоть в Бангкок — значит по прибытию не было времени ни на какие экскурсии и погружения — без труда ты понимал, куда идти, куда доставить и где изолировать вампира, представляющего угрозу, но необходимого для дела. Все, что было нужно — документ, подтверждающий уровень допуска.
Я привыкла быть по ту сторону стола таких маленьких помещений. Да и что говорить — без кандалов и цепей, от которых невозможно было сделать даже малейший вдох.
— А адвокату звонить можно? — прокашляла я, — Там просто еще не решился вопрос, в какой я юрисдикции…
— Замолкни! — выкрикнула худосочная и подскочила с места так внезапно, что я и вправду чуть не проглотила язык.
Я чувствовала повисшую в воздухе ярость так четко, словно та сочилась из-под желтоватой кожи нависшей надо мной женщины вместе с выступившим на ее лбу потом. Сейчас я отчетливо видела ее целиком. Серая юбка карандаш обнимала стройные ноги до самого колена и никак не гармонировала ни с серыми тапочками. Ни с покрывающими ее всю пятнами крови. Они были везде. На разодранных телесных колготках, виднеющейся из-под теперь явно заметно, что чужого пиджака. На волосах. Руках. Даже на кончики ее длинного острого носа, что сейчас приблизился ко мне вплотную.
Она вцепилась в мой подбородок тонкими пальцами с коротко остриженными ногтями с такой силой, что я сразу почувствовала болезненное давление.
Которое почему-то отозвалось в спине.
Несмотря на свое телосложение, женщина держала меня очень крепко, а я так и не могла стряхнуть так ни кстати навалившееся на меня похмелье.
Где я достала вино? Почему так болела голова? Что я вообще делала в пыточной?
— Слушай меня сюда, — зашипела женщина, обдавая меня слюной и гнилостным дыханием.
Специально они что ли зубы не чистят? По уставу? Я поморщилась, а она сильнее сжала мой подбородок. Ее ноготки точно вошли в мою кожу.
— Я не знаю, почему тебя не берет серебро, но помяни мое слово — если наши парни не выкарабкаются — ваше сожжение на солнце покажется тебе раем по сравнению с тем, что ждет тебя здесь.
— Парни? — я нахмурилась, недоуменно уставившись в серые, словно рыбьи, глаза, затянутые туманной пеленой, — Так, стоп, подождите. Мне нужно было в архив. Я старший лейтенант ПМВ Жарова Сима…
Звонкая пощечина прервала меня. От неожиданности голова моя резко развернулась в сторону, из глаз брызнули слезы, а зубы прихватили язык. Охнув, я застонала от боли.
— Молчать, сука! Говорить будешь здесь, когда тебе позволят!
— Мои документы есть в сумке. Она в коридоре была, — промямлила я, пытаясь управлять пульсирующим от боли языком, и вспомнить хоть что-то с момента, как я сидела в очереди, — это какая-то ошибка..
Новая пощечина обожгла мое лицо, а позвонки хрустнули от силы свалившегося на меня удара. Не успела я опомниться, как взбесившаяся вобла со всего размаха ударила меня под дых.
— Ошибка?! — орала она мне в лицо, пока я хватала ртом воздух, — Не надо здесь мне этого концерта. Я вас не боюсь! Я вас, тварей, давила, и давить буду! — вобла осыпала меня ударами, не давая опомниться,, — Слышишь меня? Хорошо слушай, внимательно! Мир они удумали с кровопийцами. А я всегда говорила, давить вас сук. На корню. В кровь донорскую партиями серебро закидывать! Нет же, не послушал никто! Дожила — у нас мир, а взбесившаяся скотина прямо в здании ПМВ людей моих на лоскуты рвет!
От вспышек непрекращающейся боли до меня не доходил смысл ее слов. Она орала, а я пыталась выловить хотя бы одну паузу за потоком льющегося на меня бреда.