Читаем Полусвет. Страшный смешной роман полностью

«За сколько отдашь?»


– Не нужен мне дом, это все в прошлом, – отзвонил Шустов. – А что за покупатель?

– Убалтываю мужика Жуковой. За сколько отдашь? Не торопись с ответом, прими во внимание, что нас тут много.

– Мне не до этого дома, отдам по костам, за три двести.

– Не догоняешь… Повиси пока, изображаю бурную торговлю с тобой, – Миша принялся ходить по Biergarten, для убедительности истово жестикулируя. Сев снова напротив Хельмута, заявил, что умял Глеба на три и шесть.

– Три четыреста и тебе процент от нас сверх цены.

– Хельмут, это жмотство. Твоей Эльзе соткой больше или меньше, роли не играет.

– Максимум – три с половиной.

– Это уже кошерно! Пиво допью и займусь.


Хельмут довез Мишу до Дома, сказав, что надо не тянуть. Наумов прошелся по саду, прикидывая… Делать договор на три двести, а немцам предлагать платить три пятьсот – не прокатит. Придется осчастливить Глеба – я тебе немцев до трех с половиной поднял, на триста больше, чем ты хотел! Нигде не жмет? Триста – это общий навар, общий, Ка-арл! Сотку Карлу, вторую – себе. Но ртов действительно много, все собравшиеся в старой новой стране под общей крышей – все в курсе. И так уже за спиной шорохи, что он за деньги от собственного сына отказался, стало быть, третью сотку кордебалету. А Миша еще и тридцать пять штук комиссии заначит.


– Девочки! Ваша мама пришла, молока принесла! Сторговал для Жуковой наш Дом. Завтра привезут покупательницу – бывшую бабу Хельмута, попрошу всех вон вместе с детьми. Борь, – крикнул он Маркову, – организуй на утро уборку дома.

– А молоко-то где? – спросила Наташа.

– Не спешите. Я получу комиссию, Жукова – этот шикарный дом, мы вас не обидим.

– Выборы, выборы, кандидаты-пидоры… – промычал Матвей. – Вам все бы деньги, а завтра решается судьба Америки.

– «Однажды в Америке» – новый эпизод сериала, – объявила Куки. – Днем Миша с Борей ублажают Эльзу, вечером мы зовем к себе Хельмута. Кормим, поим и муркаем перед теликом.

– У них в глазах уже нули вращаются, – вздохнул Самойлов. – Вань, скучно с ними, даже сценарий о них писать уже неохота.

– Деньги не могут быть скучны, это суть научного мировоззрения, – произнес Наумов. – А насчет сценария, чур, я в доле. Тут могут быть очень большие деньги.


К вечеру следующего дня и в доме на Хафеле, и в доме Глеба квартирный вопрос отошел на второй план – все не отрывались от телевизоров и компов, где в онлайне менялись цифры голосования в Штатах. И еще два дня мужчины в отключке провели у компов и телевизоров, не теряя надежды, а Маруся истерила, что приход Байдена – это конец капитализма.

– Да что тебе Трамп? – Ася не понимала, как расчетливая Жукова может так убиваться из-за вопроса, к жизни мало относящегося.

– Маня защищает обездоленных цисгендерных белых мужчин, – завелся Миша. Сейчас пойдут шабаши феминисток, крестовые походы BLM, оргии активистов в борьбе с климатом…

– Тем не менее финита ла комедия! Квир-социалисты победили, – объявил Самойлов. – Аська права, ставим на этом точку. Через полгода уже будет не вспомнить, кто победил в том финале, где они катались на коньках с перьями в жопе. Маня, не горюй, давай лучше выпьем.

– Наливай уже. А что ты сам как в воду опущенный? – Маруся переводила взгляд с Моти на Куки, с Куки на Мотю.

– Засиделся я тут, завтра улетаю…


Матвей нехотя объяснял, что его ждут там-то, а еще где-то там, и на заводик заскочить нужно… Странное с ним что-то происходит, Куки его только-только до себя допустила, а он такой снулый.


Через две недели дом Глеба был продан. Эльзе перестали сниться кошмары, что она открывает утром газету, а там репортаж, как белокурая немка выгоняет из дома еврейку. Хельмут пригласил всех на пикник обмыть сделку. На уникально-живописном озере – убеждал он всех. Пикник в ноябре, экстрим по-немецки, а что делать, раз рестораны закрыли-таки? Хельмут прижился в Доме, охотно рассказывая новым русским друзьям о своей жизни. Он оказался вполне милым и забавным, – судачили барышни, – так по-хозяйски ходит по Дому, уже приглядывает, чтоб чего не сломали…


– Стены вдоль лестницы уже в пятнах. Детям никто объяснить не позаботился, что руками надо не за стенку, а за перила держаться. Придется заново красить, – прилюдно заявил Хельмут.

– Придется – покрасишь! Ты на аренде сэкономил, – рыкнула Маруся.

– Маруся, главный вопрос математики – не все ли равно? – муркнула Корнелия.

– Ты-то что поддакиваешь? Матвей с чего внезапно уехал?

– Поезд движется из точки «а» в точку «b». Гамлет решает вопрос to be or not to be, вот пусть сам с собой и разбирается…

Глава 29. Новый московский сезон

Звон колокольчиков, жужжание пчелы, «маримба» десятого айфона – Ася, Маруся и Миша смотрели в свои гаджеты, из которых всем троим сыпались одинаковые месседжи Корнелии. Ванечка, как обычно, качался на снарядах.


«В Москве холод жуть жуть,

все врут про глобальное потепление

_эмодзи_фига».

«Скоро к вам класс класс

_эмодзи_танцующая_девушка».


Перейти на страницу:

Похожие книги

Последний
Последний

Молодая студентка Ривер Уиллоу приезжает на Рождество повидаться с семьей в родной город Лоренс, штат Канзас. По дороге к дому она оказывается свидетельницей аварии: незнакомого ей мужчину сбивает автомобиль, едва не задев при этом ее саму. Оправившись от испуга, девушка подоспевает к пострадавшему в надежде помочь ему дождаться скорой помощи. В суматохе Ривер не успевает понять, что произошло, однако после этой встрече на ее руке остается странный след: два прокола, напоминающие змеиный укус. В попытке разобраться в происходящем Ривер обращается к своему давнему школьному другу и постепенно понимает, что волею случая оказывается втянута в давнее противостояние, длящееся уже более сотни лет…

Алексей Кумелев , Алла Гореликова , Игорь Байкалов , Катя Дорохова , Эрика Стим

Фантастика / Современная русская и зарубежная проза / Постапокалипсис / Социально-психологическая фантастика / Разное
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее