Читаем Полусвет. Страшный смешной роман полностью

– Только в Москве зимой и можно было выжить, – Ася за прошедшие полгода полностью освоила роль opinion leader. – В Москве благодать, куда лучше, чем в твоем Берлине.

– Так мы с Ванечкой в Москву зимой и прилетали. Он меня вызволил из берлинского локдауна, – Жукова решила поддержать беседу, но в этом не было нужды, Ася теперь шпарила монологами.


Теперь ее любимой темой стала опасность прививок, ей от Пфайзера было так плохо… Чем делать прививки, лучше никуда не летать, пока корона не кончится.


– Корона теперь навсегда, – очнулся от дремоты Миша. – Ты, мамочка, рано или поздно смиришься с прививками, никуда не денешься.

– Есть от них вред, нет ли, не знаю и знать не хочу, – заявила Маруся. – Я делала прививки по социальным причинам, чтоб сохранить привычные степени свободы.

– Ко всему приспособимся, – сквозь дремоту произнес Миша. – Самойлов ни на один день летать не перестает.

– Я уже за ним не успеваю следить, в его метаниях уже есть что-то ненормальное, – сказала Жукова.

– Они с Корнелией все-таки вместе или как? – подошел Ванечка.

– Уже никто не понимает, – Миша упорно хотел подремать.


Подремать не удалось, в айфон продолжали сыпаться сообщения.


– Белкин на фэбэ повесил: «Лучшая вакцина от короны – второй паспорт». Турчанский пишет: «Гуляли Песах, поминая незлым словом изменников Родины, отсиживающихся на пляжах Тель-Авива».


В Москве, как всегда, гульба. У Миши аж четыре приглоса на квартирники. Распродажа брендовых шмоток под шампанское, дегустация виски нового урожая, презентация трэш-романа и конкурс «У кого круче часы»…


– Часы – это тема, особенно для мужчин, – сказал Ванечка, – нам же ювелирка не положена, а заявить о себе нужно не меньше, чем женщинам.


Ванька Жуков стал большим спецом и в сфере fashion, и в автомобилях, но его подлинной страстью были часы. Часы в наше время – такая же декларация, statement, как и автомобиль.


Самойлов признает только с турбийоном – его Franck Müller стоит где-то под двести тысяч, но всегда носить часы с турбийоном – это показушно. На каждый день у него Rolex – достойный, но вполне тривиальный бренд, как у всех. Для катаний на мопедах по экзотическим странам – Breitling на каучуковом ремешке, всего за пятерку. Где-то у Самойлова валялся и IWC, и Audemars Piguet, который Матвей не любил, невыразительный какой-то, хуже него только Baume&Mercier… В последнее время он даже и любимый Müller надевал редко – прикупил Panerai Submersible просто за название, все рты раскрывают, мало кто слышал.


Марков, он и есть Марков. Они и правда с Хельмутом похожи – для формальных случаев у обоих консервативные золотые Lange&Söhne, а на каждый день и для спорта – у обоих Omega. Вневременная классика, Джеймс Бонд и все такое, но уж больно избито, никакой индивидуальности.


Поэтому Наумов забросил свою Omega, пару лет назад купив Rolex, он – человек солидный, не тусовщик, как Самойлов с турбийоном. На выход надевал Chronograph Chopard, когда хотелось быть ближе к народу, носил отстойные Tissot за двести евро, показывая, что часы его вообще не заботят. Он и по Тель-Авиву бегал в трусах и затрапезных майках, куда к такому наряду Rolex… Но если Tissot не в счет, выходит, у него всего трое приличных часов?


– С такой смешной цифрой на конкурсе «У кого часы круче» делать нечего, хорошо, что ты, Миша, не в Москве, – выдал приговор Иван. – А моей жене надо отдать должное, у нее ювелирки почти нет, зато к часам она относится по-мужски.


На бизнес-встречи Маруся носила золотой Breguet, на вечерние ивенты – Girard-Perregaux, модель «Кошачий Глаз,» элегантно и женственно. На каждый день Jaeger le Coultre – тот, у которого циферблат переворачивается, чтобы при игре в гольф не повредить. Бессмысленные часы, но гольф – это само по себе декларация под стать образу богатой бездельницы. А для пляжа и моря нужно водостойкое. Все навороченные слишком дорогие, пришлось купить Bvlgari на каучуке за три штуки: часы несерьезные, аксессуарные, но с черным циферблатом все смотрится достойно.


– Загревского я вообще не понимаю. Это ж надо носить Patek Philippe! По-бабски ювелирные, при этом суперспортивная модель Nautilus. Ни богу свечка, ни черту кочерга, мутные часы, как и сам Загревский, – подвел черту под общий хохот Иван.


Самойлов поглядывал на свой Franck Müller c турбийоном – они с Корнелией прочно опоздали на прием CondeNast… «А ты ругал меня за эту накидку, – мурлыкала Куки, – в пальто взмокнешь, пока доедешь». Матвей, просунув руку под накидку, погладил ее голую спину, – надо на приеме условиться об интервью с GQ и Tatler и лично пригласить на открытие нового офиса хотя бы пару журналистов первого эшелона… «Напиши какой-нить трэш. Например, как ты, отечественный производитель, относишься к порно. Смогу в XXL пристроить – у них голяк с контентом», – все мурлыкала Куки. К порно Матвей относился хорошо.


Он глянул в окно: Москва задыхается в пробках, у Манежа все стояло монолитом, сейчас еле ползут к Дмитровке, весной все машины из гаражей вытащили, а ездить разучились. Надо из города валить.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Последний
Последний

Молодая студентка Ривер Уиллоу приезжает на Рождество повидаться с семьей в родной город Лоренс, штат Канзас. По дороге к дому она оказывается свидетельницей аварии: незнакомого ей мужчину сбивает автомобиль, едва не задев при этом ее саму. Оправившись от испуга, девушка подоспевает к пострадавшему в надежде помочь ему дождаться скорой помощи. В суматохе Ривер не успевает понять, что произошло, однако после этой встрече на ее руке остается странный след: два прокола, напоминающие змеиный укус. В попытке разобраться в происходящем Ривер обращается к своему давнему школьному другу и постепенно понимает, что волею случая оказывается втянута в давнее противостояние, длящееся уже более сотни лет…

Алексей Кумелев , Алла Гореликова , Игорь Байкалов , Катя Дорохова , Эрика Стим

Фантастика / Современная русская и зарубежная проза / Постапокалипсис / Социально-психологическая фантастика / Разное
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее