Полусвет. Страшный смешной роман

– Ну да, они там на неделе, а на выходных у Глеба на даче.

– Знаю, Глеб с рынка как раз с ней вместе на дачу отправился, – не растерялся Миша.

Лера была не просто самостоятельной, а подчеркнуто независимой. Стильная без броскости, умная, со щепоткой цинизма – ровно настолько, чтобы ничего особенно не ценить и не строить иллюзий. Крайне сдержанная в эмоциях – Глебу казалось, что она все время ускользает от него, огораживая собственное пространство. Никаких разговоров насчет съехаться, ничего, кроме зубной щетки и тапок она на его даче не держит. Все делает без напора, без нажима. Может приготовить, а может и нет – по настроению. В какой ресторан пойти? Давай, где знакомых меньше. А уж вип-ивенты вообще не по ней, та же служба, вид сбоку: стоять на шпильках, изнывая от скуки.

После INSEAD, одного из лучших учебных заведений Европы, Лера проработала в Париже ровно столько, сколько требовалось для получения вида на жительство, а потом гражданства. С тех пор, отложив французский паспорт в дальний ящик, из России никуда не рвалась, понимая, что работа и карьера – только в Москве.

Отвезя сына и часть сумок к Наташе, Глеб заехал за Лерой, чтобы отправиться на дачу. Капустный рассол все еще подтекал в кухне, когда они, выбравшись из постели и съев пиццу, отправились гулять. Осенние сумерки, на траве изморозь, пахнет прелью и грибами, как и положено, Лера в брутальных ботинках, в варежках, кутается в шарф.

– Выходные кончаются, не начавшись. Поедем в город с утра? Хочу надышаться этим воздухом и тобой, – обнимал ее Глеб.

– С утра, так с утра. Только не надо таких слов, разве не чувствуешь, как ванильно?

– Думаю на Рождество слетать в Берлин.

– Почему именно в Берлин?

– Это реально мой город, мне там клево. Я и дом там купил, правда, надо еще ремонт, но это уже весной.

– Да и ладно, можно на Airbnb снять, лишь бы не в отеле, надоели за командировки. У меня завал работы, у тебя тоже? Казалось бы, откуда, раз санкции… Мы сейчас только торговлю финансируем, все под копирку, ваниль, но идут потоком. Из Израиля большая поставка спецтехники, море бумаг. Сложно с евреями работать – тупые, необязательные…

– Не любишь евреев? – прозвучало у Глеба полувопросом.

– Да я к ним никак не отношусь. Когда они европейские банкиры, как Тамара Рошаль, это хорошо. А когда они шумные, наглые недоучки… Половина банкиров – плохо замаскированные агенты Моссада, шляются, что-то вынюхивают. И слова им не скажи, раз у нас Deutsche, они пережили холокост, и все им должны, особенно немцы…

– Образно. Насчет того, что Рошаль – европейский банкир, я бы не был столь категоричен. Ты с ней поосторожнее, ей нельзя доверять.

– Сам знаешь, я особо ни с кем не дружу.

«Не надо плитку шашечками, лучше

белую двумя вертикальными полосами».

«Приезжай уже скорей,

столько надо рассказать!!!

_смайл_и_сердечко», – Зое было не до плитки.

Говорить она была способна лишь об Амальфи. Секс сказочный, только Наташка могла подумать, что у рыцаря с этим проблемы. Цепочку на щиколотке поносить не вышло, холодно, зато с вечерней сумочкой концерт в Сорренто пошел на ура. Отравляло только то, жена из Мухино все время названивала.

По поводу жены Маруся уговаривала не париться: у каждого мужика после сорока столько висит на вороту. Взять хотя бы крысу-Эльзу, – Маруся научилась ставить фильтры, и крыса превратилась в фоновый шум, хоть и неприятный, но жить не мешает. Зоя соглашалась, что Ася тоже на все закрывает глаза, но примерять на себя покрой жизни, который втюхивала ей коуч, не хотела, косой покрой!

– Я даже на Рождество в Берлин в этом году не рвусь, у меня сейчас декор, самая сладкая работа. Пусть они там обожрутся картофельным салатом, пусть исполнят всю программу хорового пения и чтения Кафки вслух, – Жуковой непременно надо было всучить Зое свой покрой.

Еще один момент резанул Зою. Они встретили в Неаполе мерзкого Дунина, тот поминал в разговоре какую-то бабу из Мелитополя. Зоя стала принца расспрашивать, тот открещивался, но она чует, что-то такое есть. Полезла ночью в телефон принца, но сходу криминала она не обнаружила.

– Мало ли что Дунин сказал, он давно выпал из информационного поля, – отмахнулась Маруся. – Скоро Хельмут приедет, мы приедем к тебе в салон. В Москве он уже все видел, не в музей же Революции его вести. Хотя он бы и туда отправился, если б знал, что такой есть. Пошли, нас ждет плитка.

Плитка подождет… У Шустова, говорят, новая любовь, крутая банкирша. Они вроде даже съехались, потому что Глеб на Дорогомиловском затоваривается на две семьи. «Это тебе Миша рассказывает? Ты с ним все встречаешься?» – ужаснулась Маруся.

– А что такого?

– Ты и квартиру Мише показывала? – спросила Маруся, вспомнив про цементный пол.

– А что такого? Он аж весь позеленел. Теперь вынимает душу, откуда я взяла деньги…

Корнелию он изводит расспросами, сколько Самойлов заплатил за Гагаринский. Разнюхал, сколько стоит берлинский дом Глеба. Уверяет, что Марусю содержит Хельмут.