Читаем Полусвет. Страшный смешной роман полностью

– Считаешь, ей открыли глаза на правду лобненские менты? – демонически захохотала Корнелия.


«Наумова вчера приняли в Шарике»,

– строчила она теперь Марусе.


– Я тут ни при чем! – Маруся бросилась звонить Наумову. – Мы с Корнелией ее отговаривали, буквально на руках у нее висли.

– Висли, но не довисли… Неужели это только месть?

– Мы, честно говоря, думали, что она все еще надеется тебя вернуть. Что Ася, узнав, сама тебя выгонит. А Ася оказалась умнее! – Жукова особо не выбирала выражения.


Миша бросился звонить Корнелии, неужели Зоя все устроила только ради мести?


– Ну не ради алиментов же, – хохотнула Куки. – Конечно, месть, которую она объясняет как заботу о строке в метрике ребенка.

– У него в метрике Байрам отцом записан! – завопил Миша.

– Это в американской, которую теперь можно в сортир повесить. Есть еще российская, а будет и немецкая, и британская. А ты сделаешь и израильскую. Радуйся, Миша, родил гражданина мира! Всего за сутки в лобненской кутузке!

– Просто так никому ничего с рук не сходит. Расскажу тебе притчу, – начал Миша…


Отчим Мишиной двоюродной тети по фамилии Гликман жил в местечке под Смоленском, заправляя местечковым хозяйством. Дело было до войны. Был у него в подчинении золотарь Семен, который вечно напивался и дебоширил. К отчиму приходил начальник милиции, говорил, что товарищ Сталин велел жестко бороться с пьянством и хулиганством, и грозил посадить золотаря на пятнадцать суток. Отчим прикладывал руку к сердцу: «Товарищ начальник, я двумями руками и всем одним сердцем за товарища Сталина и против дебоширов! Вы только мне скажите, кто пятнадцать суток говно черпать будет?» Кончилось тем, что посадили отчима. Уже не за хулиганство, а за вражескую пропаганду, и не на пятнадцать суток, а на десять лет. А с говном в местечке по-прежнему был порядок.


– Нехватки говна точно не предвидится, – согласилась Корнелия. – Оно тебе надо? Зуб за око, месть за суд?

– Предлагаешь, чтоб я проглотил и утерся? Нет уж, хочет Зоечка страшного суда – получит. Будет ей эсхатология всех авраамических религий!

Глава 27. Страшный суд

«Матвей, есть разговор, ланч

завтра, ага?» – отправил Миша.

«Я на Мальте, на телегу набери,

там не прослушивают».

«В Москве буду через неделю».


Не тот вопрос, чтоб прослушивать, – Миша вернулся к работе. Ася тут центровая, но надо еще кого-то. Запишем Маклакову, она, как комсомолка, все отбарабанит, к тому же выдающаяся в физическом отношении стерва, вызовет доверие. Это по первому пункту – об идеальной семье.


Пункт второй – мать-шлюха. Корнелия отпадает, Жукова тоже, Поленова опять же не согласиться, а одной Маклаковой маловато. Впрочем, есть Нелли из Мелитополя, материал – что надо, Марков же от нее к Зое ушел. А главным пойдет Байрам. Придется Матвея ждать, Миша даже фамилии Байрама не знает.


Миша был доволен тем, что сочинил – сценарий слушаний в суде его встречного иска к гражданке Вороновой. О лишении рыжей ведьмы материнских прав, передаче Левочки на воспитание отцу, а также об усыновлении Левочки супругой отца, Наумовой Анной. Теперь нужно грамотно исполнить всю эту, мля,эсхатологию.


«Каждый ведет диалоги с богом, даже если не подозревает. Судный день приходит, как только требуются ответы: за что и для чего? Не важно, что вышибло – потеря, предательство, отчаяние беспомощности. А если всё сразу, в одном флаконе? Тогда вообще ничего, кроме судного дня».


Глеб не помнил, где вычитал эти строки. Все сразу, в одном флаконе… Враз потерял и любовь, и работу. Он собрал Лерины вещички, жившие на даче, поразившись, как их мало, отвез к ней в дом, оставил у консьержа… Вот и все. В банке его третий месяц обходят, как прокаженного, новую работу в корону искать бесполезно. Сидит в кабинете, перекладывая на столе три бумажки в день. Сталкиваешься с кем-то в коридоре, они: «Привет, рад видеть», – и спешат на совещания, куда Глеба звать перестали.


«Потому что бабло побеждает зло,

селфи и тэг@Malta International Airport»,

– выложил Матвей в фейсбук.


В корону даже четыре паспорта не спасают, в Европу не въехать ни русским, ни израильтянам, ни американцам, ни британцам. Чтоб семью на Мальту вывезти, пришлось privatejet брать – к ним особое отношение – и все равно потом полчаса убалтывать погранцов.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Последний
Последний

Молодая студентка Ривер Уиллоу приезжает на Рождество повидаться с семьей в родной город Лоренс, штат Канзас. По дороге к дому она оказывается свидетельницей аварии: незнакомого ей мужчину сбивает автомобиль, едва не задев при этом ее саму. Оправившись от испуга, девушка подоспевает к пострадавшему в надежде помочь ему дождаться скорой помощи. В суматохе Ривер не успевает понять, что произошло, однако после этой встрече на ее руке остается странный след: два прокола, напоминающие змеиный укус. В попытке разобраться в происходящем Ривер обращается к своему давнему школьному другу и постепенно понимает, что волею случая оказывается втянута в давнее противостояние, длящееся уже более сотни лет…

Алексей Кумелев , Алла Гореликова , Игорь Байкалов , Катя Дорохова , Эрика Стим

Фантастика / Современная русская и зарубежная проза / Постапокалипсис / Социально-психологическая фантастика / Разное
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее