Полужизнь

В назначенный день Вилли постучал в дверь маленького домика Роджера; ему пришлось подождать, пока его впустят. Наконец открыла Пердита. В первый момент Вилли ее не узнал. Редактор уже приехал. Он был очень толст, в очках, его тело выпирало из рубашки, и Вилли догадался, что поселиться в гостинице ему помешала стеснительность, нежелание появляться на публике. Он сразу занял много места в домике, который, несмотря на все профессиональные уловки архитектора, был действительно очень мал. Роджер — вид у него был угнетенный — поднялся по лестнице с полуподвального этажа и представил гостей друг другу.

Редактор остался сидеть. Он сказал, что видел махатму Ганди в 1931 году, когда тот приезжал в Англию на международную конференцию. Больше он ничего не сказал о Ганди (которого Вилли, его мать и дядя его матери презирали) — ни о его одежде, ни о внешности; только о том, что видел его. Когда пришел Маркус, африканец из Вест-Индии, редактор примерно так же сообщил ему, что видел Поля Робсона.

Маркус оказался веселым, уверенным в себе и энергичным; едва начав говорить, он буквально заворожил Вилли. Когда Вилли сказал, что слышал о его планах насчет белого внука, Маркус ответил:

— Это не так уж необычно. Я только хочу повторить то, что уже произошло здесь в большем масштабе сто пятьдесят лет назад. В восемнадцатом веке в Англии было полмиллиона чернокожих. И все они исчезли. Растворились в местном населении. Попросту говоря, вывелись. Негритянские гены рецессивны. Если бы широкая публика узнала об этом, расовой неприязни стало бы гораздо меньше. Кстати, эта неприязнь в основном поверхностна. Я расскажу вам одну историю. Когда я жил в Африке, я сошелся с француженкой из Эльзаса. Чуть позже она сказала, что хочет познакомить меня со своей семьей. Мы вместе поехали в Европу, в ее родной городок. Она познакомила меня со своими школьными приятельницами. Девушки они были консервативные, и она волновалась насчет того, что они подумают. За две недели, которые мы там провели, я поимел их всех. Даже двух-трех мамаш. Но моя подруга все волновалась.

Вскоре пришел поэт; выслушав комплименты редактора, он и его жена мрачно уселись в углу маленькой гостиной Роджера.

Колумбийка оказалась старше, чем ожидал Вилли. Ей было, наверное, под пятьдесят. Звали ее Серафи-на. Стройная и хрупкая, она словно была чем-то обеспокоена. Волосы у нее были достаточно черные для того, чтобы заподозрить краску, кожа — очень белая и напудренная до самых волос. Когда она наконец пришла и села рядом с Вилли, ее первым вопросом было: "Вы любите женщин?" Вилли замешкался с ответом, и она сказала: "Не все мужчины любят. Я знаю. Я была девственницей до двадцати шести лет. Мой муж был педерастом. В Колумбии полно мальчишек-метисов, которых можно купить за доллар". — "А что произошло, когда вам исполнилось двадцать шесть?" — спросил Вилли. "Я рассказываю вам историю своей жизни, но не исповедуюсь, — ответила она. Очевидно, кое-что произошло". Когда Пердита с Роджером стали разносить еду, она сказала: "Я люблю мужчин. По-моему, в них есть космическая сила". — "Вы хотите сказать, энергия?" — спросил Вилли. "Я хочу сказать, космическая сила", — раздраженно ответила она. Вилли поглядел на Питера. Он явно подготовился к вечеринке. На нем была обещанная белая сорочка, очень дорогая на вид, с высоким, сильно накрахмаленным воротничком; его светлые с проседью волосы были гладко зачесаны по бокам на полувоенный манер и чуть-чуть припомажены для надежности; но глаза у него были тусклые, усталые и смотрели отсутствующе.

Подойдя к ним с тарелкой, Роджер сказал:

— Зачем вы вышли замуж за педераста, Серафина?

— Мы белые и богатые, — ответила она.

— Разве это причина? — спросил Роджер. Но она не обратила на него внимания. Она продолжала:

— Мы были белыми и богатыми много поколений. Мы говорим на классическом испанском. Отец мой был этот белый, красивый мужчина. Видели бы вы его. Нам трудно найти в Колумбии подходящую пару.

— Разве в Колумбии больше нет белых? — спросил Вилли.

— У вас тут их много, — ответила Серафина. — Но не у нас. Мы в Колумбии белые и богатые, и мы говорим на этом чистом старом испанском, чище того испанского, на котором говорят в Испании. Нам трудно найти мужей. Многие наши девушки вышли замуж за европейцев. Моя младшая сестра замужем за аргентинцем. Когда вы так долго и с таким трудом ищете мужа, легко ошибиться.

Ричард, издатель, крикнул с другого конца комнаты:

— Да уж, это ошибка так ошибка. Уехать из Колумбии, чтобы поселиться на земле, украденной у индейцев.

— Моя сестра ни у кого не крала землю, — сказала Серафина.

— Ее украли для нее восемьдесят лет назад, — сказал Ричард. — Генерал Рока и его банда. Железная дорога и винтовки «ремингтон» против индейских пращей. Вот как были отвоеваны пампасы и вот откуда взялись все эти огромные имения, якобы фамильные. Слава богу, что появилась Эва Перон. Свалила всю эту гнилую махину.

— Этот человек хочет, чтобы я им заинтересовалась, — сказала Серафина Вилли. — В Колумбии таких полно.