Полведра студёной крови[СИ]

Вьюга унялась только под утро, превратив нашу дружную компанию в большой рыхлый сугроб. Поспать удалось от силы часа два. Из-под снега я выбрался в чертовски плохом настроении и сразу организовал поисковую операцию, чтобы испортить его и остальным. Ведь известно — порча чужого настроения, как ни что другое помогает поднять собственное.

— Урнэ, — подозвал я свою верную, со вчерашнего дня, помощницу. — Скажи своим, чтобы развели огонь и от него не отлучались. Со мной пойдёшь.

— Куда это? — осведомился Ткач, раздирая смёрзшуюся бороду.

— И ты тоже. Хочу выяснить, что за хрень паслась тут ночью.

— А разве мы это не выяснили? — развёл он руками.

— Лесные жители?

— Да-да, — быстро закивала Урнэ. — Это они. Менк…

— Стоп, — поднял я указательный палец. — Расставим точки над "и". Мне не пять лет. Но и в пять лет я не верил сказкам. Я сто раз слышал, что восточнее Соликамска никто не живёт, и вот этому я верю, потому что с качеством жизни здесь хуёво. А раз так, я хочу получить вменяемое объяснение произошедшего.

— И каково оно по-твоему? — сплюнул Ткач.

— Волки, например.

— Общающиеся свистом?

— Да. Такие вот необычные волки. Ты что, мало необычного встречал в разной глуши?

— Я тебя хотел о том же спросить.

— А ты, стало быть, веришь?

— Верю. И в богов ихних верю, — кивнул Ткач на Урнэ, — и в Золотую Бабу, и особенно верю в то, что нам надо валить отсюда, пока ещё можем.

— Всё, хватит этого соплежуйства! Ты задрал уже! Ноешь как девка! Ты девка, а?! — схватил я Ткача за яйца, приставив кинжал к горлу, отчего Алексей слегка опешил и поднял руки. — Тогда иди к костерку! Перетри там с подружками, как всё хуёво! Как мы скоро все сдохнем! Только мне больше мозги этим не еби!!! — я отпихнул охуевшего Ткача и зашагал в направлении, куда отчалила ночью плоскомордая дура. — Красавчик, Урнэ, за мной!

Вьюга почти замела следы, оставив лишь едва заметное углубление на ровной снежной целине. Мы прошли вдоль него около сотни метров, пока запорошенная борозда не прервалась, пересечённая другой — значительно более широкой и глубокой.

— Менквы большие, — пояснила узкоглазая всезнайка, видя задумчивое выражение на моём лице.

— Заткнись, — я присел и осторожно смахнул мягкий ещё снег с пересекающихся следов.

Под невесомым белоснежным покровом обнаружились алые комки и шерсть — толи с одежды потерпевшей, толи со шкуры нападавшего. Больше ничего. Ни тела, ни его частей. Следы от места убоя вели в лес.

— Волки так не делают, — не унималась Урнэ. — Волки в клочья рвут.

— Она права, — подоспел отошедший от потрясения Ткач. — Не зверь поработал. Крови мало совсем. Одним ударом убили.

— А шерсть? — указал я на редкий ворс в снегу. — Она чья? С менквов ваших? Красавчик, ну-ка нюхни.

Тот нехотя подошёл, склонился над бурыми волосами и отпрянул, трусливо съёжившись.

— Вот как? — усмехнулся я, радуясь, пусть и косвенному, но подтверждению моей гипотезы о животном происхождении источника опасности.

— Что это значит? — нахмурился Ткач.

— Красавчик боится только одного существа на этой планете — медведя.

— Чушь. Будь то медведь, мы бы не капли крови нашли, а красную яму в снегу да кишки по всей округе размотанные. И свист медведем не объяснишь.

— На счёт свиста я и ослышаться мог. Наверное, ветер в дупле каком-нибудь гулял, а мне почудилось. Да, я тоже могу ошибаться. И с чего ты взял, что медведь не сломал девахе шею и не уволок её тушку в лес, чтоб употребить без спешки? Ты что — твою мать — специалист по медведям?

— Смотрите! — вскрикнула Урнэ, протягивая для всеобщего обозрения лежащий на ладони шарообразный камень.

— Хм, — взял его Ткач. — Тут кровь. Похоже, именно этим камушком наш мишка и прихлопнул бабёнку. Да, чудные дела твои, Господи.

На камне действительно были следы крови. Да и сам камень сильно напоминал ядро, тщательно обработанное для использования в неведомом метательном орудии.

— Праща? — высказал я предположение, усомнившись в верности ранее озвученной мною гипотезы.

— Даже не знаю, — издевательски протянул Ткач, осматривая находку. — Может статься, этот камень образовался в медвежьих почках и был насилу выссан, что, в свою очередь, объясняет наличие крови на нём. Годится версия?

— Да, забавная. Продолжай.

— Ну, исходя из вышеизложенного, нам бы следовало привязать одну ездовую к дереву. А когда медведь вернётся, чтобы снова поссать перед ней почечными камнями, как он это любит, пристрелим его. И никакого больше беспокойства.

— Молодец. Так и сделаем.

— Что?!

— Только привязывать не будем. Слишком очевидно. К ночи устроим засидку на дереве и выпустим одну бабёнку попастись рядышком. Тогда и узнаем, что тут за зверь.

— А куда остальных денем?

— Кого?

— Баб. Их же четверо. Сами на дерево залезем. А их что, в снег зарыть?

— Да, незадача, — глянул я на бледную, раскрывшую в беззвучном вопросе рот Урнэ. — Придётся вас всех к делу приобщать.

— Нет, — выдавила она, наконец. — Нет-нет-нет, пожалуйста.

— Ну-ну, спокойно. Вы же будете под надёжным прикрытием.

— Они убьют нас, — кинулась Урнэ мне в ноги, заливаясь слезами. — Всех убьют!