— Иди к херам собачьим. Там за рекой что-то… не могу объяснить. В общем, рокот какой-то был. Такой… Аж до печенок пробирает. — Ткач уставился на меня, явно ожидая, что сейчас я все объясню, разжую и разложу по полочкам в его пустой голове.
— Ну раз не обосрался, тогда в темпе собираем манатки и двигаем в противоположную этому рокоту сторону.
Даже не вспоминая про завтрак, — или что там положено, когда просыпаешься в полдень? — мы быстро покидали все барахло на волокуши и встали на лыжи.
— Так ты в самом деле ничего не слышал? — Алексей закинул автоматный ремень на шею и взял лыжные палки.
— Видел… кое-что.
Следующие четыре часа мы молча продирались сквозь заснеженную тайгу, время от времени подгоняя двух оставшихся ездовых. Красавчик, как всегда куда-то свалил, видимо не собираясь лишаться приёма пищи, на манер своих бестолковых прямоходящих спутников.
Топографическая память подсказывала, что скоро наша процессия выберется к реке Яйве, и дальше дело должно было пойти веселее. Конечно, не так весело, как с санями, ушедшими в полынью, покрытую тонким льдом и слегка припорошенную снегом. Одну из тех, что образуются, когда с берега в замерзшую уже реку несут свои ещё теплые глубинные воды горные ручьи. Теперь-то я знаю, что под скалистыми берегами лучше не ходить — всезнайка Урнэ просветила — но тогда уж очень хотелось укрыться от пробирающего до костей ветра.
Вот и сейчас желание упростить себе жизнь сыграло с нами злую шутку. Если бы пошли напрямую через бурелом, ныряя в изрезавшие местный лес овраги, возможно, они бы нас и потеряли, а так, по следам от волокуши, петляющим между редких деревьев, грех было не найти и не нагнать таких долбоебов как мы. И менквы это сделали.
— Чщ-щ! — вскинул я руку, давая своим слабослышащим из-за усталости и дурных генов друзьям знак остановиться. — У нас компания.
Мы стояли посреди большой поляны, окружённой ельником. Так и не утихший с утра ветер, роняя на землю сбитый с буровато-зелёных лап снег, будто опустил лес в молочную сыворотку.
— Где они, — надрывно прошептал Ткач, сжав автомат так, что полиамидное цевьё заскрипело.
— Везде.
Сквозь клубящуюся белую мглу то тут, то там проступали высоченные силуэты, медленно и неотвратимо сжимая кольцо вокруг нас.
— Не стреляй, — схватил я ствол ткачёвского АК, устремившегося вверх. — Не сейчас.
Дьявол. Да их десятки. Целая толпа. Ни одного просвета вокруг. Если начнём палить во все стороны, сдохнем мигом. И что же? Совсем без шансов? Нет, не бывает так. Шанс всегда есть. Прорубить коридор впереди, кинуть барахло, и тогда можно… нужно. Нужно попытаться.
— Ткач, — позвал я, продолжая следить за медленно наступающими из молочной белизны менквами.
— Да, — отозвался он чуть слышно.
— По команде "огонь", разряжаешь магазин в сторону, куда мой ствол глядит.
— Понял.
— И сразу рвём туда.
— Понял.
— Урнэ, берите по куску мяса. Слышишь? — я на секунду обернулся.
Наши северные красавицы сидели возле волокуш, обнявшись, и тряслись.
Страдая от недостатка внимания, я отвесил пинка ближайшей. Но, вместо того, чтобы возблагодарить хозяина за мягкость и приступить уже к реализации моего гениального плана, неблагодарная сука вцепилась зубами мне в правую ногу чуть выше колена. Прокусить, конечно, не смогла, но я упал и, заорав от неожиданности, выписал заразе каблуком в лоб.
Не знаю, как можно спутать "Бля!" с командой "Огонь", однако Ткачу это удалось. Длинная автоматная очередь — сигнал к прорыву — застала меня лежащим возле неразгруженных волокуш в компании двух оцепеневших от ужаса идиоток.
Вот и всё. У нас был шанс, но мы его просрали. Теперь конец.
Глава 20
Мне часто доводилось встречаться со всякими полоумными, сующими в лицо засаленные, скверно намалёванные иконки, или бродящими по улицам в облаке дыма и с побрякивающими на темени колокольчиками. Больше всего их ошивается либо возле кабаков, либо на базаре, что само за себя говорит о намерении облегчить твой кошелек и при этом еще сделать так, что ты будешь благодарен им за это, а то и вовсе умрешь от счастья. Все эти деятели будто скальпелем вскрывают грудную клетку обывателя в поисках некой души, которую потом якобы и лечат. Еще они любят говорить о вечной жизни этой субстанции, о её переселении в животных и только что народившихся младенцев. Я только посмеивался и обходил этих засранцев дальней стороной, чтобы карманы уберечь и заразы какой не подхватить. А вот теперь нечто реально пытается вытрясти из меня эту самую душу.