Полведра студёной крови[СИ]

— Да на хуй сдалась мне твоя гнусная рожа, — махнул рукой напарник и покосился на Красавчика, готового вцепиться ему в глотку. — Выпить охота, — он пошарил по своим карманам, как будто не помнил, что выцедил последнюю каплю своего термоядерного пойла еще в землянке.

— Внутри хранилища тонны спирта. Залезем, упивайся хоть до смерти.

Как ни странно, эти мои слова возымели поразительный эффект. Ткач поднял автомат и покатился с холма в сторону Косьвинского Камня. Алкоголики — они такие. Ради призрачного шанса выпить, горы свернут. В буквальном смысле.

Меня не обрадовала, а насторожила первая же вентшахта, которую мы нашли. Это был просто ствол, перекрытый тщательно очищенной от снега решеткой. Иначе мы просто прокатились бы по ней и ничего не заметили. Но кто-то постарался обеспечить доступ воздуха вовнутрь.

Етить-колотить!

От размышлений на эту тему меня отвлекла темная точка у подножия склона, на котором мы сидели. Через оптику можно было лишь разглядеть нескладную мужскую фигуру, склонившуюся над чем-то отсюда неразличимым. Через секунду незнакомец распрямился и поковылял в сторону автозаправки.

— Давай за ним, — я схватился за палки и заскользил вниз. Ткач рванул следом.

Сначала мы держались на значительном расстоянии от сутулого хромающего типа, но он так громко разговаривал сам с собой и ни разу не оборачивался, что я решил подобраться на несколько шагов, достаточных для финального рывка.

— Мамуля будет довольна. Сегодня Альбертик не пустой. Сегодня Альбертик с подарками. Он тебя сегодня порадует, ма! — с этими словами доходяга достал из объемистой бесформенной сумки пучок металлических прутьев с тряпичными клочьями на концах, — гляди, какой хороший зонтик! Мамочка теперь не будет мокнуть под дождем. Альбертик позаботиться о своей мамуличке. А посмотри, что за прелесть я тебе еще принес, — хлыщ извлек из сумки большую помятую металлическую кружку, узкую у основания и расширяющуюся кверху. — Отличная импортная кофемолка, мама! Теперь мы с тобой будем варить каждое утро чудесный кофе. Я обещаю! — он распрямился и впервые за все время преследования обернулся.

С торжествующей улыбкой этот съехавший с катушек местный житель обвел взглядом окружающие горы, но нас так и не заметил. По крайней мере, ничем не выдал обнаружение "хвоста". Вдруг он проворно спрятал свои находки и ускакал за те самые развалины охотничьей избушки, в которых все еще оставались разбросанные ветром остатки нашего костра.

Я сбросил лыжи, взял в руки дробовик и осторожно обошел бревенчатую стену, за которой скрылся доходяга. Там, совершенно неожиданно для нас обоих, обнаружился плохо замаскированный вход в нору. Я вынул нож и решительно двинулся внутрь.

Если бы вместо меня туда пошел Ткач, он бы наверняка пропустил бы этот удар, прежде чем его глаза привыкли бы к темноте. Я же легко увернулся от летящей в лицо сковородки и оттолкнул задохлика так, что тот прилетел от одной стены погреба к другой и, рухнув на свою лежанку, затих. Хоть и безумный, а понял, что дергаться не стоит.

— Что там? — за моей спиной с ноги на ногу уже переминался Ткач.

— Заходи, гостем будешь.

Безумие пожирает человека по частям. Сам он этого никогда не замечает, и будет яростно спорить с окружающими, доказывая им свою вменяемость, пока еще способен на это. Альбертик и сейчас не считал себя психом. Надо сказать, что для стебанутого он довольно неплохо справлялся с хозяйством. Мама, наверное, научила. Вообще, если бы он молчал, сошел бы за умного. Еду добывает, готовит ее, дерьмо и помои наружу выносит. Воняет, конечно, в его берлоге, ну так и от нас с Ткачем не розами пахнет. При минус сорок купаться негде.

Берлога у Альбертика, кстати, мечта. Лежанка, стол со стульями и нечто вроде печки. Видимо, пока мы тут ночевали наверху, остерегался ее топить. Вот придурок, а сообразительный, однако!

Над столом пожелтевшее фото молодой женщины. Маман, не иначе. На столе хаотично разбросаны детские рисунки, карандаши, несколько грязных плюшевых игрушек и толстая тетрадь в синей засаленной обложке. Как только я протянул к ней руку, Альбертик вскочил и вцепился зубами мне в запястье. Я, не ожидая такого, отмахнулся от ебанутого, и он прилично приложился своей дурной башкой от кирпичную стену возле лежанки.

— Дай, — Ткач протянул руку.

— Ты что, еще и читать умеешь?

— Представьте себе ептыть!

— Не могу.

— Тогда бросаем жребий, кто первый.

— Приготовь пожрать, тогда вслух почитаю.

— Заметано. А я вслух поем.

— Вали набирай снег, — я сунул Ткачу котелок и открыл тетрадь. Это был дневник. Писала женщина. Судя по всему, мать нашего сумасшедшего Альбертика, который уже пришел в себя и рыдал в уголке, размазывая сопли.

— Сначала чай, — Ткач брезгливо отставил с печки хозяйский чайник, покрытый отслаивающиеся нагаром. — Читай уже.

"27.09.2012