Полвека без Ивлина Во

Наш юбилейный «гид» был бы ущербным, если бы в нем хотя бы фрагментарно не была представлена критическая рецепция наиболее значимых произведений Ивлина Во. Мы привыкли к тому, что зарубежные классики, независимо от национальности или принадлежности к какому-нибудь «изму», преподносятся нам уже забронзовевшими, покрытыми патиной почтительного умиления — в то время как в реальности каждый из них проходил через сито пристрастной критики современников, далеко не все из которых готовы были воскурять им фимиам.

Не был исключением и автор «Мерзкой плоти», «Пригоршни праха», «Возвращения в Брайдсхед», «Незабвенной» и других, не менее замечательных образцов художественной прозы. Почти всегда они вызывали разноречивые отклики рецензентов, среди которых можно обнаружить ведущих англо-американских писателей XX века: Энтони Бёрджесса, Гора Видала, Грэма Грина, Ричарда Олдингтона, Джорджа Оруэлла, Джозефа Хеллера, Энгуса Уилсона, Кингсли Эмиса и др.

С авторитетными мнениями некоторых из них предоставляется возможность ознакомиться в разделе «Писатель в зеркале критики», который, надеюсь, станет постоянным спутником последующих «Литературных гидов». О том, чьи толкования, оценки и прогнозы оказались наиболее аутентичными, наиболее верными, судить, разумеется, вам, уважаемый читатель. В любом случае, согласитесь вы с ними или нет, они добавят новые краски в картину литературных нравов прошлого века и, безусловно, по-новому осветят фигуру замечательного писателя — знакомого незнакомца любителей по-настоящему умной и изящной словесности, все еще не переведшихся у нас на Руси.

Ивлина Во Наклейки на чемодане

В феврале 1929 года Лондон был безжизненным и оцепенелым, будто брал пример с Вестминстера, где неделями тянулось последнее заседание правительства, только что появилось звуковое кино и на двадцать лет задержало развитие визуального искусства эпохи. Не было даже приличного дела об убийстве. И ко всему прочему стоял нетерпимый холод. Бестселлером в предшествующие месяцы был «Орландо» миссис Вулф[20], и, казалось, Природа вознамерилась выиграть некую небесную премию Хоторндена[21], подражая прославленному описанию Великих морозов[22]. Люди ежились, касаясь ледяного бокала с коктейлем, как герцогиня Мальфи от прикосновения к руке мертвеца[23], и, закоченевшие в открытых продуваемых такси, одеревенело ползли, как автоматы, к ближайшей станции метрополитена и там теснились, чтобы было теплей, на платформе, кашляя и чихая среди раскрытых вечерних газет.

Рис. Филиппа Жюллиана

Так что я уложил в чемоданы одежду, две-три серьезные книги, вроде «Заката Европы» Шпенглера, и огромное количество принадлежностей для рисования, поскольку двумя из множества совершенно невыполнимых вещей, которыми я положил себе заняться в этом путешествии, были серьезное чтение и рисование. Затем сел на самолет и отправился в Париж, где провел ночь с компанией сердечных, непринужденных и совершенно очаровательных американцев. Те пожелали показать мне местечко «У Бриктоп», очень популярное в те времена. Не было смысла, сказали они, появляться там раньше двенадцати ночи, поэтому мы сперва отправились во «Флоренцию». Пили мы шампанское, потому что одним из своеобразных результатов французской свободы было то, что пить полагалось его, и только его.

Оттуда мы двинулись в подпольный паб, называвшийся «Бар Нью-Йорк». Когда мы вошли туда, все посетители стучали по столикам маленькими деревянными молоточками, и певец, молодой еврей, отпустил шуточку по поводу горностаевого пальто на одной даме из нашей компании. Мы снова выпили шампанского, еще более тошнотворного, чем до этого, и снова отправились к «Бриктоп»[24], но, придя туда, обнаружили объявление на двери, гласившее: «Открываемся в четыре часа, Брики», так что мы возобновили наш обход злачных мест.

В кафе «Талисман» официантки были облачены в смокинги и приглашали наших дам на танец. Любопытно было видеть, как представительная мужеподобная гардеробщица ловко крадет шелковый шарф у пожилой немки.

Потом мы заглянули в «Плантацию» и в «Музыкальную шкатулку», в которых было так темно, что мы с трудом различали свои бокалы (с еще более скверным шампанским), и в «Шехерезаду», где нам принесли очень вкусный шашлык: куски баранины, проложенные луком и лавровым листом.

Оттуда мы направились в «Казбек», где было точно так же, как в «Шехерезаде».

Рис. Филиппа Жюллиана

Наконец, в четыре утра мы вернулись к «Бриктоп». Сама Бриктоп подошла к нам и присела за наш столик. Она показалась нам наименее фальшивой личностью в Париже. Было совсем светло, когда мы покинули ресторан; затем мы поехали на центральный рынок и подкрепили силы превосходным острым луковым супом в «Благонадежном папаше», а одна из наших юных особ купила пучок лука-порея и ела его сырым. Я поинтересовался у человека, пригласившего меня в компанию, проводит ли он все вечера подобным образом. Нет, ответил тот, он считает важным хотя бы раз в неделю оставаться дома, чтобы сыграть в покер.