Полвека без Ивлина Во

в настоящее время мои поклонники досаждают мне не слишком. В среднем одно письмо в день, не больше. Не будет, однако, преувеличением сказать, что они мне осточертели. Разделяю их письма на следующие категории.

(а) Робкое выражение восхищения. Пишу в ответ открытку следующего содержания: «Я счастлив, что Вам понравилась моя книга. И. Во».

(б) Наглая критика. На письмо не отвечаю.

(в) Зануды, которые порываются рассказать о себе. Пишу: «Спасибо за интересное письмо».

(г) «Техническая критика», скажем: «Почему Ваш герой едет в Сейлсбери с Паддингтона?» Отвечаю: «Огромное спасибо за Ваше ценное замечание».

(д) Скромные потуги будущих писателей. Если письмо мне понравилось, в ответном письме стараюсь лишить автора уверенности в себе. Если не понравилось, отвечаю вежливой открыткой.

(е) Просьба прочесть лекцию в университетском клубе. Отказ, напечатанный на машинке.

(ж) Просьба прочесть лекцию в католическом клубе. Согласие.

(з) Американские студенты с литературного факультета, которые пишут обо мне диссертацию и хотят, чтобы я написал ее за них. Отказ, напечатанный на машинке.

(и) Туристы, которые напрашиваются в гости. Отказ, напечатанный на машинке.

(к) Рукопись, предваряемая просьбой дать совет. Отсылаю обратно без комментариев.

(л) Открытки с приклеенными на них моими фотографиями. Пересылаю их монашкам.

(м) В случае получения дерзких писем от замужних женщин пишу письмо мужу, в котором предупреждаю, что его супруга пытается вступить в переписку с незнакомыми мужчинами.

Да, и, конечно же,

(н) Собиратели автографов. Оставляю без ответа.

(о) Индусы и немцы: просят прислать экземпляры моих книг. Бесплатно. Оставляю без ответа.

(п) Очень богатые американцы. Отвечаю вежливым письмом: они ведь могут себе позволить купить 100 экземпляров на рождественские подарки.

Вот Вам мои корреспонденты.

С любовью, И.

* * *

Нэнси Митфорд

25 августа 1952

Дражайшая Нэнси,

к вопросу о том, как тяжело французы переживают утрату близких. Мадемуазель Караваджо недавно рассказала мне, что ее отец скончался после долгой и тяжелой болезни в возрасте 91 года. «Шок» был столь велик, что она упала на улице и расшибла голову.

…Вот Вам мой сюжет. У некоего мужчины (это может быть и женщина) довольно необычное имя — скажем, Грегори Пек. Человек он ничем не примечательный, хотя и с некоторым положением, ну, скажем, библиотекарь в Палате лордов или крупный колониальный чиновник. Он из тех, чье имя появляется в газете всего раз в жизни — когда публикуется объявление о его браке. В один прекрасный день жена ему говорит: «Как забавно, дорогой, появился новый киноактер с твоим именем». Актер становится знаменит. Поначалу друзья и коллеги лишь подсмеиваются над моим героем. Но потом его жизнь становится сущим адом. Он уходит в отпуск, снимает отель в Скарборо, и весь город сбегается его приветствовать. Когда же выясняется, что он не актер, в отеле приходят в бешенство. И т. д., и т. д. Его имя в списках претендентов на рыцарское звание, но его вычеркивают, поскольку награда будет выглядеть нелепо, и т. д. Затем его жена увлекается актером-однофамильцем и к мужу охладевает. Первые три четверти книги — его полный крах. В последней же четверти он берет реванш. Думаю, он должен стать столь же знаменитым, ради чего торгует наркотиками, вступает в коммунистическую партию, предается противоестественным порокам и пр. и тем самым наносит тягчайший удар карьере своего тезки. В конце романа они могут встретиться, оба бедствуют, оба поменяли имя, они становятся друзьями, не понимая, что их роднит. Что скажете? Не хотите воспользоваться?

* * *

Энн Флеминг[151]

1 сентября 1952 Пирс-Корт

Дорогая Энн,

завтра еду в Лондон подписывать экземпляры романа «Люди при оружии»[152]. Вы уже книгу мельком видели, но экземпляр я вам пошлю все равно. Разумеется, не трудитесь благодарить. Еще успеете, ведь это лишь первый номер в мюзик-холле, цель которого лишь подготовить зрителей, пока они занимают места. Если я когда-нибудь допишу эту вещь и если кто-нибудь прочтет следующие два тома, мною задуманные, — вот тогда будет, о чем говорить. Я был бы не против финансового успеха, но ждать его не приходится — в Америке, во всяком случае. Конкуренции здесь у меня нет, за исключением Энгуса Уилсона, чей роман «Цикута и после»[153] я прочел трижды, считаю его исключительно умным и рецензирую в «Месяце».

Как Вы думаете, мне продолжать писать? А почему бы и нет? Делать мне больше нечего, да и сочинительство, когда выздоравливаешь, доставляет удовольствие. <…>

Хуже нет, когда все дети дома. Вы, впрочем, не из тех, кому следует жаловаться на детей. Страсть, которую я испытываю к своей десятилетней дочери, становится маниакальной. Интересно, испытаете ли Вы нечто подобное в отношении Вашего сына? Рук от нее оторвать не могу. Учится она хуже некуда, и каждый день ей задают упражнения по письму. В данный момент она уткнулась носом в тетрадку и выводит: «Пикассо — омерзительная тварь. А Сартр — просто осел».