Полвека охоты на тигров

Цель была достигнута, и слухи о расправе с браконьером быстро разнеслись по окрестностям.

Вскоре я узнал, что через три дня после визита ко мне братьев Пак вернулся домой, взял свои вещи и бежал снова за границу, вернувшись окончательно домой только через год. Я, конечно, сделал вид, что об этом ничего не знаю, ибо и так он был достаточно наказан.

Так родятся легенды… Распускаемые нарочито слухи о привязывании к деревьям раздетых догола браконьеров для кормления комаров и всевозможных других истязаниях служили мне самыми лучшими и дешевыми помощниками при исключительно тяжелой и рискованной охране оленей.

Но, конечно, с самыми смелыми браконьерами, в случае, когда их захватить было невозможно, приходилось применять меры более действующие на нервы – это аккуратное обстреливание их из засады, притом так, чтобы пули ложились от них на расстоянии, скажем одного-двух аршин. Браконьер, конечно, не предполагает, что вы не хотите в него нарочно попадать, а думает обратное и спешит удрать. Зато в большинстве случаев, вторично он избегает нанести визит, да еще другим не советует.

Когда-нибудь в другой раз я расскажу о более рискованных случаях при ловле браконьеров.

Макар и кабаны

Это произошло в период с 15 по 22 декабря 1933 года. Зимы в то время мы проводили еще не у себя, в корейском имении Новине, а в городе Сейсин.

Нужно сказать, что декабрь самый благоприятный месяц для охоты на кабанов, так как с ним совпадает сезон кабаньих свадеб (иначе говоря, по-охотничьи – «гона»). Кабаны, особенно самцы (секачи), буквально дуреют и, увлекшись ухаживанием, зачастую не обращают внимания на выстрелы, что значительно облегчает охоту.

Правда, в этот период раненый кабан опаснее при преследовании, чем обычно, но тут только от охотника требуется большая бдительность. Кроме того, в желудевые годы в декабре в лесу еще остается много желудей и поэтому кабаны, в поисках их, собираются в дубняках, что опять-таки позволяет легче их отыскивать.

В 8 часов утра мы сели на поезд, отходивший из Сейсина на север, а в 10.30 утра уже высадились на станции Сохио, откуда к вечеру нужно было добраться до местечка Унгидон, в фанзу корейца Макара, расположенную в 20 верстах от линии железной дороги.

Для охотника, побывавшего хотя бы раз в Унгидоне, название этого местечка никогда не изгладится из памяти. Это буквально «Кабанье Эльдорадо». Мы бывали там зимой ежегодно, и эта поездка была уже по счету десятой. В течение десяти лет были изучены все любимейшие места пребывания кабанов, и я как-то в шутку, направляясь туда, говорил охотникам:

– Если хотите иметь полный успех – начинайте думать по-кабаньи…

В этом нет никакого преувеличения. Несмотря на свою неуклюжесть, кабан не только быстр и ловок в движениях, но и очень умен. Когда стадо спугнуто, оно так умело может скрываться и прятать следы, что неопытный охотник по плохому снегу в них не разберется и может потерять след стада даже в 25 голов, спрятавшихся где-нибудь поблизости. Вот тут-то и нужно думать по-кабаньи!..

Тропа, идущая от станции по глубокому оврагу, переваливает через горный массив около 2.000 футов высоты и далее спускается по крутым узким падям и оврагам, заросшим исключительно старым и молодым дубняком, охота в котором является особенно трудной, так как молодой дубняк имеет неприятную для охотника особенность – он всю зиму не роняет засохших листьев, что дает зверю возможность легко скрыться от преследования.

Нас было трое охотников: я и два моих сына – Валерий и Арсений. К 12 часам дня мы, выбрались по тропе на перевал и закусили, а тем временем к нам подошли носильщики с поваром и зверовыми собаками.

Собак мы отправили в табор, а сами, по принятому обычаю, разошлись на разведку в разные стороны, чтобы вечером, собравшись у костра, быть в курсе того, на что можно рассчитывать в ближайшие дни охоты. Если бы разведка оказалась неудовлетворительной, на следующий день пришлось бы идти в противоположную сторону.

Пробродив до трех часов, я не обнаружил ничего интересного. До бивуака осталось не более трех верст, день клонился к вечеру, и без тренинга ноги чувствовали пройденные горы. Все же я продолжал свою разведку, так как вправо от тропы, идущей прямо к табору, поднималась Рысья падь, с горой того же названия – мое любимое место кабаньей охоты.

Соблазн был большой: зайти туда или нет? Может быть, в сумерках кабаны выйдут попастись? И я, не обращая внимания на усталость, полез вверх. Воображение, как всегда в лесу, рисовало картину какой-нибудь неожиданной интересной встречи.

Снег был старый, месячный, и только остатки его лежали по глубоким ключам, да по северным склонам гор. Все пади и косогоры были покрыты сухими, опавшими со старых дубов листьями, издававшими под ногами идущего сильный шум.