Полвека с небом

— Это я сам посмотрю! Жди в гости, — хмуря брови, пообещал Руденко. — Что касается твоей просьбы, пока по одной эскадрилье на полк разрешаю. Пока. А там поживем — увидим.

От командующего я вышел в приподнятом настроении. Могло и хуже обернуться. А тут как-никак дело с мертвой точки сдвинулось. Будет на чем первое время летать.

К переделке двигателей мы приступили не мешкая. Сурков со своими техниками, что называется, с места взял нужный темп. Да и опыт пусть небольшой, но уже был. В полках у меня люди ожили. И было от чего. Если прежде буквально по крохам наскребали горючее, чтобы заправить баки одного-двух истребителей, то теперь появилась реальная перспектива регулярных полетов.

А вскоре мне вновь довелось убедиться в дальновидности и прозорливости своего командующего.

Не прошло и недели после нашего разговора, как из штаба армии поступила телефонограмма за подписью Руденко, в которой сообщалось, что наши материалы рассмотрены в Москве и одобрены. Подобной оперативности я не ожидал. Она, с моей точки зрения, лишний раз подтвердила своевременность того, что мы затеяли, и мы с Сурковым немедля приступили к переводу на новое горючее всего корпуса.

Руденко, кстати сказать, не забыл и о другом своем обещании. Когда тренировочные полеты были развернуты в полном масштабе, командующий в одно, как говорится, прекрасное утро самолично прибыл на полигон. Приехал внезапно, без предупреждения, видно, рассчитывал застать врасплох. Но я был даже рад этому: скрывать нам нечего. Тем более что стрельбы по наземным и воздушным мишеням мы давно отладили, и проходили они теперь без сучка без задоринки.

Руденко ни о чем не расспрашивал. Смотрел, сопоставлял, делал выводы. Да и что объяснять — все и так на виду. А глаз у командующего цепкий, ни единой мелочи не упустит. И как бы в подтверждение тому Руденко, наблюдая за маневрами, после того как два «яка» отстрелялись по мишеням, которые тащил истребитель-буксировщик, сказал именно то, чего я от него втайне ждал.

— А почему у тебя конуса не рвутся? При таких скоростях должны бы. Материал-то на них, знаю, жиденький — из такой не мишени, а балерин обшивать.

— Они и рвались, товарищ генерал, — подтвердил я. — Так и думал, что заметите. А теперь не рвутся, переодели мы наши конусы: такую ткань для них на старых немецких складах разыскали — износу нет! Сами же немцы и помогли.

— Вот что я тебе скажу, Савицкий! — отпустив взглядом пошедший на посадку буксировщик, повернулся ко мне Руденко. — Устроим-ка мы у тебя на полигоне показательные занятия. Соберем командиров корпусов, дивизий. В порядке, так сказать, обмена опытом. Не возражаешь?..

Я бы, может, и возражал, да должность не позволяла. Совесть вроде бы — тоже. Хотя, честно говоря, нетрудно было догадаться, чем такие показательные занятия могут кончиться. Делиться придется не столько опытом, сколько самим полигоном. Бесхозные торфяные разработки на каждом шагу не попадаются…

Так оно все и получилось.

Гости себя ждать не заставили. В один из погожих осенних дней на полигон к нам нагрянула чуть ли не вся 16-я воздушная армия. Во всяком случае, командиры ее корпусов и дивизий прибыли все до единого.

Приехал и командующий. А дальше все пошло, как я и предполагал. Буксировку конусов истребителями все приняли спокойно. Тканью, правда, заинтересовались — где взял? Окраска пуль эмоций тоже не вызвала — и сами умеем, было бы во что стрелять! Зато узкоколейка с несущимися по рельсам вагонетками стала поводом для бурной дискуссии — придумали, дескать, здорово, слов нет! Только, где ж таких узкоколеек на всех напастись?..

Заключительное слово сказал Руденко:

— Значит, сделаем так. Готовь документацию по методике буксировки воздушных мишеней — раз. Инструкции по использованию наземных движущихся целей — два. Ну и сам понимаешь, график совместной работы на полигоне. Полигон такой пока один, а стрельбы проводить надо всем. Вопросы есть?

Вопросов у меня не было. Я и сам понимал, что решение справедливое. В армии не существует понятий «твое» и «мое», есть понятие — «наше». Не говорят также «мое право», говорят «мой долг», «моя обязанность». И я в данных обстоятельствах видел свой долг и свою обязанность именно такими, какими их сформулировал командующий. Хотя, конечно, с полигоном, точнее, с монопольным владением на него расставаться было немного жаль.

На переживания, впрочем, времени не оставалось. Эффективность стрельб, как и ожидалось, пошла в гору, но одним этим, понятно, дело не исчерпывалось. Сложный, многоплановый процесс учебно-боевой подготовки, включавший в себя самые различные аспекты, по-прежнему требовал к себе неослабного внимания. Приходилось во многом полагаться на собственные силы и здравый смысл.

И вот вскоре состоялась военно-научная конференция по результатам Висло-Одерской и Берлинской операций, которая многим из нас дала новый заряд сил, свежие импульсы.