Полвека с небом

Конференция длилась несколько дней. Со вступительным докладом выступил генерал М. С. Малинин — задал основной тон. Вслед за ним на трибуну поднимались командующие армиями, командиры корпусов и дивизий, военные специалисты различных родов войск. Довелось поделиться своими мыслями и мне. Я делился опытом прикрытия танковых армий, вводимых в прорыв, рассказывал, как обеспечивалось базирование корпуса вместе с танковыми частями далеко от наступающих вслед наземных войск.

— А танкисты охраняли вас на аэродромах? — спросил сидевший в президиуме Жуков.

— Да, — ответил я. — Очень надежно.

Многие доклады и рефераты той памятной военно-научной конференции вызвали оживленные обсуждения, плодотворные дискуссии. Конференция во многом углубила и обогатила наше мышление, наметила перспективы, выдвинула новые задачи.

Спустя годы этому памятному мероприятию один военный журнал посвятил специальный выпуск — к 40-летию Великой Победы. А тогда, вернувшись в корпус, я провел совещание с командным составом соединения, на котором мы обсудили планы ближайшей работы. Совещание оказалось плодотворным. На нем было высказано немало дельных предложений. Предложил кое-что новое и я. В основном мои планы касались процесса дальнейшего совершенствования учебно-боевой подготовки летного состава. Но сбыться им предстояло уже без меня.

В судьбу мою — в который раз! — властно вторгся его величество случай.

Не помню зачем, но мне понадобилось в то утро срочно вылететь в Бранденбург. Мой Як-3, на котором я прежде воевал, а теперь летал в служебные командировки, стоял с заправленными баками на аэродроме Дальгов. Взлетел и вижу: летит мне наперерез английский истребитель. Я насторожился. Жду, что будет делать. А он покачал крыльями — и в атаку!

Не знаю, как это произошло, но терпение мое внезапно лопнуло. И предупреждения командования, и собственный мой инструктаж, ради которого совсем недавно собирал командиров частей, — все вылетело из головы. «Не мальчик же я ему, в конце концов, в игрушки играть! — мелькнула краем сознания мысль. — Хочешь драки — тогда гляди, как это делается!..»

Через минуту уже не он, а я сидел у него на хвосте и, по выражению летчиков, «не вылазил пока не надоело»; что он ни делал, как ни пытался оторваться и уйти — я не отпускал его, повторяя за ним все его маневры. Если бы тот бой был не учебный, пушки моего «яка» давно бы превратили английский истребитель в горящее решето…

Наконец я отпустил его и, сделав разворот, демонстративно отошел в сторону, как бы спрашивая: хватит или еще? Вижу, заклинилось у него самолюбие — опять лезет. Ладно, думаю, покажу тебе еще раз, на что наши «яки» способны. Маневренность у меня выше, скороподъемность тоже: уйдя глубоким виражом из-под атаки «противника», я разогнал машину и пошел в набор высоты. «Противник» занялся тем же самым, но тяги ему явно не хватает — у меня превышение. Несколько точных маневров — и я снова у него на хвосте. Англичанин попытался уйти на пикировании, но и тут не вышло. Сижу у него на хвосте как приклеенный. А земля все ближе… В последней попытке оторваться он сделал переворот на малой высоте и едва не разбился. А мой «як», повторяв вслед за ним маневр, вышел за счет меньшего радиуса из переворота вполне нормально.

На этом наш бой закончился. Англичанин, видимо, сообразил, что игра, которую он затеял, принимает опасный оборот, да и идет, как говорится, в одни ворота, смотрю, покачал крыльями в знак благодарности за проведенный бой, развернулся и ушел в сторону своего аэродрома.

Пришлось садиться и мне: горючее за это время успел все выжечь. Заправив баки вторично, улетел в Бранденбург. А когда вернулся, получил, как и следовало ожидать, нагоняй от командующего армией.

— Все воюешь, Савицкий? А война между тем давно кончилась! — гремел в телефонной трубке голос Руденко. — Чему людей учишь, командир корпуса? Какой пример подаешь?

— Английский летчик первым атаковал, товарищ генерал-полковник, — попробовал было я оправдаться. — Пристал, как репей, никак не отвяжешься…

— Все равно мальчишество! Не подобает тебе ни по званию, ни по должности. Мне докладывали, какую ты там карусель закрутил; с обоих аэродромов люди это кино смотрели. А ты ровно дитя малое: он первый… Неужели не понимаешь, что подобное поведение можно расценить как хулиганство в воздухе?

Возразить было нечего. Какие тут оправдания! Не перед командующим — перед самим собой. Сам людей уму-разуму учил, а вот,поди, ж ты… Сорвался, как зеленый новичок. Ну ладно бы рядовой летчик. Увлекся, забылся, не стерпел, наконец, — все это как-то можно понять. Но командиру корпуса такое легкомыслие и впрямь не простительно. Помимо прочего, его могут истолковать как утрату чувства реальности, как поступок человека, уверовавшего в собственную непогрешимость и вседозволенность. Такие и им подобные невеселые мысли навалились на меня после разговора с командующим. И как это меня угораздило — корил я себя, — в толк теперь не возьму. Одно утешение: выводы для себя навсегда сделаны.

Однако выводы сделал не я один.