Полвека в Туркестане. В.П. Наливкин: биография, документы, труды

Вряд ли мы ошибемся, если скажем, что в городах дети приучаются к труду раньше, чем в кишлаках, а у достаточного населения раньше, чем у бедного, причем везде дети с матерью живут гораздо дружнее, чем с отцом, а почтение к родителям, всегда лишь наружное и встречающееся лишь в более или менее зажиточных семьях и тех, где все домашние распорядки ведутся мужем, а не женой, ограничивается лишь тем временем, в продолжение которого дети находятся под родительским кровом. (С отцом дети всегда говорят на вы; с матерью иногда говорят и на ты, но сравнительно редко, и то больше – в кишлаках).

Выйдя замуж, женщина продолжает видеться только с матерью; отца она видит или очень редко, или даже и совсем прекращает с ним какие бы то ни было сношения.

Родителям замужней женщины некоторое наружное почтение отдается в том только случае, если они зажиточны. При обратном условии мать-вдова очень часто делается работницей своей замужней дочери, живет у нее на правах прислуги, исполняет все черные домашние работы и в вознаграждение за труды получает старое, поношенное платье и обувь своей дочери, вышедшей замуж за зажиточного человека. Раз мы видели такую сцену. Мать, жившая у замужней дочери, что называется, из милости, не угодила последней, неладно приготовив какое-то кушанье. Дочь позвала ее, при нас же выругала старуху и заставила ее готовить снова. Несмотря на подобную обстановку, очень нередки случаи, когда такая мать не оставляет своей дочери до самой смерти. Куда она пойдет, если у нее за смертью мужа нет своего угла? Где бы она ни пристроилась, везде к ней будут относиться одинаково. Будь она богата, тогда, конечно, другое дело. Она или жила бы сама по себе, взяв какую-нибудь бедную семью для исполнения полевых работ, или, если бы даже она и поселилась у дочери, то имела бы и отдельное помещение и всяческий почет.

В тех семьях, где соблюдается этикет и приличия, при входе в комнату старшего мужчины, хозяина дома, встают и не садятся до тех пор, пока он не сядет, не только жена, дети и другие родственницы, но даже и его мать.

При посторонних людях между мужем и женой отнюдь не принято выражать какие бы то ни было отношения интимности, в этих случаях муж всегда говорит в серьезном тоне, а жена выслушивает его с видом возможного смирения. При посторонних же муж и жена всегда говорят на вы и никогда не называют друг друга по имени, что считается в высшей степени зазорным. В глаза они называют друг друга именем их старшего ребенка, а если такого нет, то именем брата мужа, или брата жены, или же говорят друг с другом в третьем лице. За глаза муж, говоря про свою жену, говорит: «мое семейство», а жена, говоря про своего мужа, и тоже не называя его по имени, говорит: «мой муж, мой хозяин, отец моей дочери» и пр.[434]

Случаи особенно прочной нравственной связи между супругами, вследствие ничтожности числа браков, заключающихся по взаимному влечению, очень редки. Случается, впрочем, и не особенно редко, что муж и жена, сосватанные очень часто за глаза, оказываются вполне подходящими друг для друга, и тогда, с течением времени, между ними устанавливаются отношения привычки, прочности которых бывает вполне достаточно для того, чтобы союз этот не разрушался до самой смерти одного из его сочленов. Однако же и при подобных соотношениях между мужем и женой, благодаря тому, что вторая всегда находится в большей или меньшей материальной зависимости от первого, никогда почти не замечается между супругами отношений полной откровенности. Наоборот, гораздо чаще случается, что половина поступков жены навсегда остается тайной для мужа, а двери ее нравственного мира гораздо чаще открываются не только приятельнице, но даже и просто знакомой женщине, чем последнему.

Несмотря на то, что и религия, и обычное право, признают мужа главою семьи, очень нередко случается, что глава этот вполне подпадает влиянию жены. Мы знали и такие семьи, где жены не только держали мужей в руках, но даже и били их. Один из таких супругов был волостным управителем. Чрезвычайно расторопный и очень толковый в делах своей службы, крайне строгий и даже суровый с подчиненными, он совершенно терялся каждый раз, как только входил во внутренний двор. Раз, когда он задумал было взять себе вторую жену, супруга надавала ему таких звонких пощечин, что звук их был слышен, вместе с ее криком, даже и на улице.