Полвойны

– Не вздумай передо мной выступать, беспризорная блевалка! – зарычал он и сухой рукой ткнул ей в грудь. – Ты и понятия не имеешь, чем я пожертвовал, через какие страдания я прошел! Тебе и во сне не приснится, какой огонь меня закалил! У тебя нет ни золота, ни людей, ни мечей…

– Звон мечей – всего лишь полвойны. – Мать Кире всегда повторяла, что от улыбки с нее не убудет, – поэтому Скара сладко раздвинула губы и протянула сложенную в пальцах полоску бумаги, которую прятала за спиной.

– Подарок для вас, праотец Ярви, – молвила она. – От Яркого Йиллинга.

Быть может, на всем море Осколков и не сыскался бы человек, равный этому служителю в премудрости, но по лицам Скару читать научили. И, уловив, как слегка дрогнуло его веко, она поняла, что последний шепот Йиллинга на поле боя у Мыса Бейла был правдой.

– Да, я – беспризорная блевалка, чего скрывать? – сказала она, когда Ярви выхватил из ее пальцев бумагу. – Мне говорили, что я прячу страхи в желудок. Но и меня худо-бедно подзакалили последние несколько месяцев. Узнаете руку?

Он поднял голову, челюсти сжаты.

– Наверно, узнали. Потрясающе предусмотрительно со стороны матери Кире было обучить меня чтению.

На это его лицо снова дрогнуло.

– Разве пристойно распространять секрет рун вне Общины?

– О да, ведь мать Кире плевать хотела, что пристойно, что нет, когда речь идет о будущем Тровенланда. – Теперь она подпустила в голос железа. Пора показать свою силу. – Так же как я.

Отец Ярви скомкал бумажку в трясущемся кулаке, но Скара лишь улыбнулась шире.

– От души прошу, оставьте ее себе, – разрешила она. – Йиллинг надавал мне их полный кошель. Есть семеро моих доверенных людей в разных концах Тровенланда – и у каждого по листочку. Вы никогда не узнаете, кто. Вы никогда не узнаете, где. Но если вдруг меня постигнет несчастный случай – пошла гулять ночью, поскользнулась и выпала в Последнюю дверь, прямо как мой жених, – полетят послания, и по всем закоулкам моря Осколков молва разнесет весть о том… – Она наклонилась к нему и промурлыкала: – что отец Ярви был предателем нашего союза.

– В это никто не поверит, – ответил он, однако лицо сбледнело куда как сильно.

– Новость дойдет до мастера Хуннана и гетландской дружины. Им скажут, что это вы предали их любимого короля Атиля.

– Хуннана я не боюсь, – ответил он, однако рука дрожала на посохе.

– Новость дойдет до вашей матери, Золотой Королевы земли Гетландской. Ей скажут, что родной сын продал врагам ее город.

– Мать ни за что не выступит против меня, – ответил он, однако в глазах его блестел страх.

– Новость дойдет до Колючки Бату, чей муж Бранд был убит в ходе набега, который устроили вы. – Холоден стал голос Скары, неспешен и неумолим, как прилив. – Но, может быть, внутри она кротка и отходчива, не то что с виду. Вы-то всяко лучше моего ее знаете.

Словно палка, которая гнулась, гнулась и разом треснула, праотец Ярви сдавленно охнул, и в ногах его вмиг не осталось никакой силы. Он пошатнулся, напнулся на каменную скамью и грузно на нее повалился. Эльфийский посох заклацал, выпав из здоровой руки – служитель уцепился за камень, ища опору. Сел, неотрывно глядя пылающими глазами на Скару. Глядя сквозь нее, точно взор его блазнили призраки за гранью этого света.

– Я считал… что смогу управлять Ярким Йиллингом, – зашептал он. – Подумал, скормлю ему наживку из мелких секретов и подсеку крюком одного большого обмана. Но в проливах подсек меня именно он. – Из влажного глаза просочилась слеза и поползла по дряблой щеке. – Наш союз все топтался на месте, ни шатко, ни валко. Решимость короля Атиля шла на убыль. Мать больше выгод усматривала от примирения. Горму и Скейр доверять я не мог. – Он сложил в кулак-крючок левую руку. – Но я принес клятву. Я поклялся луною и солнцем отмстить убийцам моего отца. Я не мог смириться с миром. – Он глупо замигал, по бледному лицу покатились слезы, и Скара осознала, пожалуй, впервые, насколько он молод. Всего-то на считаные годы старше ее самой.

– И я велел Яркому Йиллингу напасть на Торлбю, – шептал он. – Учинить разгром, пробудить гнев, после которого обратной дороги не будет. Я объяснил ему, когда и как. Я не желал Бранду смерти. Ведают боги, не готовил ее, но… – Он подавил спазм, дыхание порывисто скрежетало в горле. Сгорбились плечи, голова повисла, будто тяжесть всего содеянного навалилась, давила его. – Я принял сотню решений, и всякий раз ради наименьшего зла и наибольшего блага. Отмерил тысячу шагов, и каждый шаг влекла необходимость. – Он уставился на эльфийский посох на земле, и губы скривились от отвращения. – Так как же они завели меня сюда?

Скара больше не испытывала к нему ненависти, одну только жалость. Она по горло засыпана собственными горькими сожалениями и понимала, что не накажет его ничем страшнее той муки, на какую он обрек себя сам. И вообще ничем его не накажет. Слишком отчаянно она в нем нуждалась.