Полвойны

Рэйт ударил его в голову и сбил с ног. В борт корабля ударила волна, промочив и друзей и врагов. Брызги моря, брызги крови, люди толкались, крушили, пихались, кричали. Мешанина безумных лиц. Волнение на море приподняло корму корабля, и Рэйт поднялся с ней, отталкивая кого-то своим щитом, фыркая и завывая по-волчьи, с волчьим сердцем.

Вокруг ярилась буря раскалывающегося дерева, лязгающего металла и надломленных голосов, которые эхом отдавались в голове Рэйта, пока его череп не стал звенеть от них, не стал от них раскалываться, не начал от них взрываться. Палуба была скользкой от морской воды и крови. Люди зашатались, когда корабль накренился и столкнулся с другим, чья носовая фигура была так утыкана стрелами, что стала похожа на ежа.

Кто-то бросил в Рэйта копье, но нижеземцев уже охватила паника, и броску недоставало силы. Рэйт был слишком быстр, слишком проворен – он увернулся от острия, его топор сияющим кругом пролетел следом и с глухим ударом так сильно врезался мужику в плечо, что тот свалился через борт в неспокойное море. 

Жалость – это слабость, – всегда говорила Мать Скаер перед тем, как дать им последний хлеб. – Жалость – это провал.

Рэйт ударил левой рукой, кромка его щита попала по рту гребцу, и тот, кашляя, зашатался, давясь собственными зубами.

Он увидел, как Синий Дженнер, цепляясь за нос корабля, поставил сапог на борт и указывал куда-то своим повидавшим виды мечом. Он что-то кричал, но Рэйт теперь был огромным псом, и если и знал когда-то человечий язык, то это было давным-давно и где-то в другом месте.

Корабль столкнулся с другим кораблем. Человек в воде завопил, булькая, его раздавило корпусами. Вспыхнуло пламя, заблестело на клинках, и в ту сторону резко обернулись испуганные лица.

Южное оружие Отца Ярви. Пылающий горшок упал с неба и разбился – на толстопузом транспортном судне расцвел огонь. Люди попрыгали с палубы, горя и визжа, такелаж превратился в пылающие полосы, и сама Мать Море покрылась огнем.

Рэйт почувствовал на плече руку Горма. Чего ты ждешь?

Он подрубил одного, наступил на него, когда тот упал, и огрел другого по спине, когда тот развернулся, чтобы убежать. Он пробивал себе путь через корабль и вдруг увидел впереди высокого воина, у которого маска шлема блестела золотом; в блестящих кольцах-деньгах на руках отражалось заходящее солнце. 

Рэйт пригнулся и рыча медленно пошел вперед, брызгая слюной на палубу. Вокруг него плясали люди и их тени, освещенные яркими языками пламени. 

Они бросились друг на друга одновременно: топор лязгнул по мечу, меч загрохотал по щиту, толчок, запинка, и удар оставил выбоину по палубе, когда Рэйт откатился прочь.

Рэйт пошел кругом, чувствуя, что выведен из равновесия, и его влажные губы дрожали. Он покачивал топором, пока не заметил, что его тень протянулась по палубе к капитану. Он знал, что Мать Солнце низко, знал, что она будет светить ему в глаза, и, когда это случилось, бросился вперед.

Он зацепил щит капитана и вырвал его из рук. У того руки были длиннее, но Рэйт подскочил ближе и боднул его в рот, прямо под золоченую маску.

Тот упал, вцепившись в борт, и тогда топор Рэйта вонзился в дерево, а пальцы капитана, крутясь, запрыгали, и меч упал в море. Рэйт зарычал, брызгая розовой слюной, низко рубанул и попал капитану прямо под свисающей кольчугой, когда тот попытался встать. Раздался хруст, его колено выгнулось в другую сторону, и он со стоном упал на руки.

Рэйт почувствовал, как пощечина Горма жалит лицо. Ты убийца!

Он вгрызся в клин и рубил, рубил, рубил, фыркая и брызгая слюной до тех пор, пока уже не осталось никаких сил. Тогда он откинулся на борт корабля, с кровью на лице, с кровью во рту.

По воде стелился дым, от которого глаза Рэйта слезились, а горло горело.

По крайней мере, эта битва закончилась. Мертвые люди. Кричащие люди. В воде покачивались тела и мягко ударяли по килю дрейфующего корабля. Колени Рэйта задрожали, и он плюхнулся на задницу в тени покрытого резьбой завитка на носу корабля.

Другие корабли Утила резали волны. Летели стрелы, цеплялись крюки, мужчины прыгали с корабля на корабль, рычали, сражались и умирали – в тускнеющем свете они выглядели, как черные тени. На больших торговых кораблях разгорались и ревели в сумерках огни, весла казались одной сплошной пылающей мешаниной, словно огромные факелы на воде.

— Вот это было сраженьице, парень. – Кто-то положил позолоченный шлем капитана Рэйту на колени и похлопал его по плечу. – А ты вообще ничего не боишься?

Было нелегко разжать ноющую челюсть и вытолкнуть воспаленным языком изо рта скользкий от слюны клин.

Иногда ему казалось, что в нем нет ничего, кроме страха. Страха потерять свое место. Остаться одному. От страха того, что он натворил. От того, что еще натворит. 

Единственное, что его не пугало, так это сражение. 

Победа