Полый человек

Дальше он действовал без размышлений, двигаясь с быстротой и ловкостью, которых от себя не ожидал: встал, повернулся, скользнул на заднюю скамью и одним движением выхватил автоматический пистолет из руки Берта Каппи.

Потом он прижался спиной к тому месту, где задняя переборка соединялась с фюзеляжем и направил оружие сначала на подскочившего Берта, затем – на всхрапнувшего и проснувшегося Эрни, а после этого – на Сэла Эмпори и Ванни Фуччи, которые потянулись за своим оружием.

– Только попробуйте, – бесстрастно предупредил Бремен, – и я вас всех убью.

Маленький самолет наполнился криками и проклятиями, пока голос пилота не заставил всех умол-кнуть.

– Кабина загерметизирована, черт бы вас побрал! – крикнул Джизус Виджил. – Если кто-нибудь выстрелит, нам конец.

– Опусти пушку, ублюдок! – заорал Ванни Фуччи. Его рука замерла на полпути к ремню.

– Стойте, козлы! Замрите! – рявкнул Сэл Эмпори на Берта и Эрни. Каппи протянул руки вперед, словно собирался задушить лоха, а рука Санзы была уже во внутреннем кармане шелковой спортивной куртки.

На секунду в салоне наступила тишина. Все замерло, если не считать резких, но не тщательно рассчитанных движений пистолета в руке Бремена. Он читал мысли бандитов, обрушивавшиеся на него, словно гонимые штормовым ветром волны. Сердце у него стучало так громко, что он боялся ничего больше не услышать. Но голос пилота был хорошо различим.

– Эй, полегче, парень. Давай все обсудим. – Пологий спуск. Придурок не заметит. Еще три тысячи футов – и разгерметизация нам не страшна. Нужно, чтобы Эмпори и Фуччи оставались между кабиной и лохом, чтобы случайные пули не попали в меня или в приборы. Еще две тысячи футов. – Полегче, приятель. Никто тебе ничего не сделает. – Чертов придурок прикажет мне где-нибудь приземлиться, я соглашусь, а потом ребята его прикончат.

Джереми молчал.

– Да-да-да, – сказал Ванни и посмотрел на Берта, взглядом приказывая ему не шевелиться. – Не надо так волноваться, ладно? Мы все обсудим. Просто опусти долбаный пистолет, чтобы он ненароком не выстрелил, ладно? – Его пальцы переместились на рукоятку револьвера калибра .38 за поясом.

У Берта Каппи от ярости перехватило дыхание. Если этот лох не будет трупом через две секунды, он лично отрежет ублюдку яйца, прежде чем прикончить его.

– Просто сиди спокойно, твою мать! – крикнул Сэл Эмпори. – Мы где-нибудь приземлимся, и… Эрни, козел! Нет!

Санза выхватил пистолет.

Ванни Фуччи выругался и последовал его примеру. Пилот пригнулся и направил самолет вниз, туда, где воздух был плотнее.

Берт Каппи что-то прорычал и бросился вперед.

Джереми Бремен нажал на спусковой крючок.

Глаза

Во время болезни Гейл Джереми практически забрасывает математику, за исключением преподавания и исследования теории хаоса. Преподавание помогает ему сохранить рассудок. Исследование хаоса навсегда изменяет его взгляд на Вселенную.

Джереми слышал о математике хаоса еще до того, как результаты исследования Джейкоба Голдмана заставили его углубиться в эту область, но, как и большинство математиков, концепцию математической системы без формул, предсказуемости и границ Бремен считает внутренне противоречивой. Она беспорядочна. Это не математика, к которой он привык. Джереми приходит к убеждению, что Анри Пуанкаре, великий математик девятнадцатого века, который помог перешагнуть через математику хаоса, первым начав исследования в области топологии, не принял бы идею хаоса в царстве чисел, как ее сегодня не принимает он сам.

Однако данные, полученные Джейкобом Голдманом, не оставляют выбора – продолжать поиск средств анализа голографического волнового фронта в джунглях математики хаоса. Поэтому после долгих дней химиотерапии у Гейл и вгоняющих в депрессию посещений больницы Джереми читает несколько книг по математике хаоса, а затем переходит к тезисам диссертаций и статьям, многие из которых переведены с французского и немецкого. По мере того как зимние дни становятся короче, а затем снова длиннее, а состояние Гейл все ухудшается, ее муж читает работы Абрахама и Марсдена, Баренблатта, Айосса и Джозефа, изучает теории Аруна и Хайнца, биологические работы Левина и исследования фракталов Мандельброта, Стюарта, Пайтгена и Рихтера. После долгого дня с Гейл, когда он держит ее за руку во время болезненных и унизительных медицинских процедур, Джереми возвращается домой, чтобы забыться с помощью таких статей, как «Нелинейные осцилляции, динамические системы и бифуркации векторных полей» Гукенхаймера и Холмса.

Понимание приходит медленно. И так же медленно теория хаоса дополняет его более привычный волновой анализ Шредингера, примененный к голографическому восприятию. Постепенно меняется представление Бремена о Вселенной.