Взвод управления – всего два десятка человека – был в полку элитой. В нем числились водители «уазиков», на которых разъезжали комполка и начштаба. Плюс водитель санитарной «буханки». Плюс парнишка из Днепропетровска, рисовавший карты для офицеров и плакаты наглядной агитации, типа «Артиллерист, бей в цель!». Еще были три сержанта-связиста. Эти водили компанию с вечно сопливым представителем града Петра, выпускником техникума, то есть имевшим какое-никакое образование. Именно по этой причине он был приставлен к дальномеру, тяжеленному ящику, который таскали за спиной, а готовя к работе, устанавливали на треногу. Штуковина это была редкая, лазерная, с ее помощью определялось расстояние до разрыва снаряда. Дальномерщик выдавал метраж, офицеры вносили поправки в расчеты, и снова звучала команда: «Выстрел!». Но стрелял полк редко: раз в три месяца выезжали на полигон короткой колонной, бабахали чуток – и назад, в казармы и боксы, технику драить. То, что редко, шмыгающего носом дальномерщика слегка ободряло, потому что себя он считал смертником, приговоренным к долгим и мучительным страданиям с закономерным летальным исходом. «Там, в ящике, стержень рубиновый, – жаловался он. – От него излучение, и сколько я до дембеля «шитиков» нахватаюсь, ни один врач не скажет. Даже если захочет и знает – не скажет, потому что военная тайна. А мне потом с этим жить. Может, и недолго совсем». Олег сочувственно слушал, но отчего-то так и не поинтересовался, что это за «шитики» такие, которые так пугали его сослуживца. Сам он за все время пребывания в полку на полигоне появился один раз – сам напросился, интересно же. Так-то он был там без надобности: не его это дело – станины тягать, снаряды ворочать и на разрывы глазеть.
Тот ефрейтор с крыльца штаба, как вскоре выяснилось, занимал во взводе управления особое положение, в точности как взвод – в полку.
«Путилов! – окликнул его начштаба. – Проводи бойца. Просил, так опекай».
Вместо уставного «есть» или неуставного «слушаюсь» ефрейтор ухмыльнулся и спустился с крыльца.
«Здорово», – сказал он, подходя к Олегу.
«Здравия желаю, товарищ ефрейтор».
«Чего? Ты это брось. Не буди лихо. Ибо истина в том, что лучше иметь дочь проститутку, чем сына ефрейтора».
Ответить на эту витиеватую отповедь Олегу было нечего. Он ждал продолжения.
«Путилов. Борис».
Что ж, тогда и он не рядовой Дубинин.
«Олег».
«Как тебя зовут, мне известно. Пошли?» – с этими словами Путилов вразвалочку направился к казармам, что выстроились у противоположного конца плаца.
Олег поправил вещмешок на плече и скорым шагом догнал своего проводника.
«Значит, чтобы не было неясностей… – начал тот. – Я о тебе знаю много. Гораздо больше, чем ты можешь себе представить. Почти все. Потому и выбрал. Ущучил?»
«Не очень».
«Объясню. Ты в историко-архивном учился, так?»
«Так».
«С третьего курса поперли?»
«Отчислили».
«Вот это было для меня важно, что успел нахвататься, на высшее образование целился. А за что поперли – неинтересно. За что, кстати?»
«За прогулы. И сессию завалил».
«Гулял?»
«Ну…»
«Все, проехали. Короче, у меня через полгода дембель, а здесь такое правило – сменщика подготовить. Теперь понял? В общем, быть тебе секретчиком. И считай, что тебе повезло».
В этом Путилов был прав. Действительно, повезло, и еще как. Объяснялось это тем, что секретчик регулярно бывал в городе с портфелем-«дипломатом», в штабе округа. В «дипломате» лежали сводки, докладные, рапорты и прочая бумажная светотень, которую готовили начштаба и его заместители. А доступ в город – это много! Это магазины, почта, что-то купить, кого-то встретить, передать записочку от влюбленного солдатика. Понятное дело, что человека с такими возможностями во взводе уважали, да что во взводе – в полку. Но не только за это. Путилов имел доступ в строевую часть, где решался вопрос о дне, когда срочники отправятся по домам, а тут каждый день был на вес золота, всем хотелось пораньше, и лучше – на неделю.