Полынь чужбины

Слипый встречал и приветствовал палача польского и украинского народов Ганса Франка. Вот его один день —30 июня, день оккупации фашистами Львова. В этот день, рассказывают документы желто-голубой папки, он беседовал с сотрудником абвера, связным между фашистской разведкой и верхушкой ОУН. Уточнял с командованием батальона «Нахтигаль» списки профессуры, обреченной на уничтожение... Вечером от имени митрополита приветствовал самозваное «правительство» бандеровского премьера Отецька, вскоре разогнанное гитлеровцами. Ныне он подвизается в так называемом «Антибольшевистском блоке народа», созданном американскими тайными службами после второй мировой войны.

Но вернемся к Думину. Летом 1921 года военная организация сечевых стрельцов и «всеукраинский повстанком» были ликвидированы. Самому Думину тогда удалось бежать за границу.

Казалось бы, следы потерялись навсегда. Но верно говорят: сколько бы веревочке ни виться... Собранные Найдичем подлинные документы — переписка Коновальца с Думиным, дневник самого Думина — рассказывают о том, что было дальше.

На первых страницах своего дневника Думин пишет, что во время первой мировой войны он служил в австрийской армии: «крутил романы с мадьяркой. Когда у меня не стало денег, мадьярка ко мне охладела, но все-таки эта любовь стоила мне двух месяцев в госпитале».

После госпиталя он пошел добровольно на фронт и 22.ІХ. 1915 года попал в плен. В мае 1916 года бежал, но попался.

«При аресте полиция отобрала у меня дневник, и, разумеется, я больше не надеялся его увидеть. Но, к большому моему удивлению, при выходе из тюрьмы дежурный офицер отдал мне все до последнего листочка, даже карту России, за которую я боялся, что буду отвечать перед военным судом».

После Октябрьской революции вступил в курень сечевых стрельцов. Потом дневник прерывается до 1925 года.

«Этот дневник,— предваряет Думин свои записи,— переписан по совету одного журналиста из черновика. Но я повычер-кивал места, касающиеся сотрудничества с немецкими учреждениями».

Кое-что он действительно выпустил, и можно представить себе, сколько там было таких мест, если и сейчас чуть ли не на каждой странице — встречи с чинами немецкой разведки, планы, отчеты и т. п.

В марте 1925 года Коновалец и Думин вели переговоры с литовской разведкой.

«Литовские стрельцы». Начальник штаба у них капитан Клемайтис.

Я был в марте 1925 г. в Ковно с полк. Коновальцем. Совместное совещание (состоялось 15 марта 1925-го перед полуднем) представителей Союза литовских стрельцов — от военной организации полк. Коновалец и я. Договорились о создании совместного совещательного органа, который бы обсуждал все литовско-украинские вопросы.

Толковали об отношениях с немцами. Литовцы относились настороженно, заявляли претензии. «Мы,— говорит Клемайтис,— разочаровались в немцах, они много обещали, но ничего не сделали». Коновалец: «Мы, в лучшем случае, можем изучать вопросы, но позицию занимают немцы».

« Дня 17 марта 1925-го. Совещание началось в 10.00. Кап. Клемайтис информирует, что Союз согласился с созданием совместного совещания с тем, чтобы УВО имела своего представителя в Ковно. В бюджете это предусмотрено. Представитель УВО там будет фигурировать в качестве «редактора изданий на иностранных языках».

Полк. Коновалец: Желательно, чтобы представитель УВО имел возможность раз в два месяца приезжать в Берлин. И чтоб свою зарплату он получал через нас.

Кап. Клемайтис: УВО будет получать от Союза ежемесячную дотацию в долларах. Плата за доставленный разведматери-ал в эту сумму не входит. Украинцы обязаны нам доставлять материалы, какие мы достать не можем».

«Подготовка поездки в Чехию. Подобрать людей, которые: 1) могли бы разведывать чешскую армию; 2) могли бы выехать в Польшу; 3) могли бы выехать в Румынию — с этой же целью; 4) могли бы войти в контакт с чешской контрразведкой. Нужны люди для разведки в Прикарпатье и установления связей с Галичиной. Нужны люди для транспортировки материалов в край (радиоподслушиватели и т. п.)».

«15 окт. 1925 г четверг.

Утром пришло от Байберта (псевдоним Бобуцкого), начальника нашего разведбюро в Кенигсберге, письмо, в котором он ругает организацию и жалеет, что «попал в такое болото» (т. е. в УВО). Байберт приехал из лагеря в Йозефове в Германию, получил работу на ответственном месте... (в оригинале примечание: вычеркнуто о сотрудничестве с немецкой организацией.— Лет.). Таких писем, как это последнее, пришло уже несколько. Между прочим, они уже стали причиной больших для нас неприятностей в военном министерстве.

Перед полуднем в бюро пришел полк. Коновалец и, пригласив в свой кабинет Серого и меня, начал рассказывать о своем визите к гетману Скоропадскому. Этот факт Коновалец просил хранить в самой большой тайне.

Полк. Коновалец говорит, что у него создалось впечатление, будто бы гетман ведет или задумывает вести с немцами какую-то акцию и хочет привлечь к ней и его, Коновальца. Полк. Коновалец утверждает, что гетман не знает, что он является главой Задвора.