Полынь чужбины

Такой была почта всех украинских газет в Германии: и «Нової доби», и «Українського вісника», и «Української дійсності», и «Голоса», которому как раз подыскивали редактора. В доверительном письме Россиневичу Мурашко сообщил: «Направление и программа «Голоса»: бороться с большевизмом».

День в редакции начинался со споров, надоевших, скучных.

— Украинское население в городах и селах восторженно встречало приход немецкого войска на Украину в 1941 году...

— Вы видели это в кино?

— Да.

— Эти фильмы снимаются в павильонах студии «Баррандов» у Конопиште, под Прагой.

— Об этом знаем мы с вами...

— Допустим... Итак, восторженно встречали... И что же дальше?

— Прошло всего два года с тех пор, а отношения наших народов, мягко говоря, неприязненны.

— В чем же причина?

— Большевикам, большевистской пропаганде и агитации немецкая власть ничего не противопоставила. Большевики утверждают, что борются за «независимую украинскую культуру, за благосостояние, за веселую и счастливую жизнь». Против этой пропаганды немцы на Украине были и есть бессильны. Не было необходимой контрпропаганды. Напротив, еще и сейчас немецкая пресса уделяет много места обсуждению вопросов колонизации Востока, и это умело использует советская пропаганда. Общение с солдатами Красной Армии, военнопленными, такое, что оно вынудило держаться в рядах Советской Армии и тех, кто глубоко ненавидит Сталина и его режим.

— Вы думаете, таких много? Знаете, есть выражение «жертва пропаганды». Вы стали жертвой собственной пропаганды.

— Ладно, ладно... А что вы скажете о вывозе украинской молодежи на работу в Германию и особенно об унизительном для человеческого достоинства и национальной чести обращении с нашими рабочими в Германии?

— Обращении? Давайте почитаем, что мы сами пишем: просторные комнаты, чистое белье, вечера отдыха, родные песни...

— Бросьте вы это... Мы же договорились откровенно...

Без стука, как к себе домой, в кабинет вошел ответственный секретарь, немец, списанный по ранению из вермахта.

— О чем спор, господа?

— Да вот,—замялись коллеги,—говорим о немецкой политике на Украине.

— Вам не нравится эта политика? — сухо спросил Фридрих.—Что же вы предлагаете?

— Дать украинскому народу политическую самостоятельность.— Найдич увидел, как после этих своих слов Кулиш побледнел.

Костя не работал в газете, перебивался с хлеба на квас. Война застала его в командировке в Берлине на больничной койке, куда свалило его острое воспаление легких. И вот задержался. Обессиленный, он случайно встретил на улице знакомого еще по Праге Кулиша, который, ничего не объясняя, пригласил Костю в свою, как он сказал, контору: мол, приходи, нам нужны талантливые люди; кроме того, почитаешь письма, которые приходят с Украины, может, заинтересуешься...

Фридрих мысленно улыбнулся наивности этого «оста», пригодного в лучшем случае для того, чтобы чистить навоз, но на лице его не дрогнул ни один мускул.

— Остановить отправку украинских рабочих в Германию,— продолжал Кулиш,— поставить их наравне с немецкими рабочими по условиям питания, труда, лечения...

И опять Фридрих удивился наглости этого украинского хама. Что он хочет? Кормить украинцев? Дать им образование? Развивать культуру? Прессу? Свободу политических, творческих союзов?

— Создать украинскую регулярную армию, которая бы...— Кулиш запнулся, но все же договорил:—...которая могла бы на деле помочь героической немецкой армии...

Дальше Фридрих не слушал. Он сам был там, на Восточном фронте, на черной реке Миус, там оставил руку, а этот выродок сидит в Берлине и смеет поучать арийцев. Он смотрел, как Кулиш, теперь уже раскрасневшись, поправляет очки, и думал, что хорошо бы поставить его к стенке. А вслух сказал:

— Итак, подведем итоги... Ваши предложения я передам по инстанции, но не увлекайтесь. Украинские рабочие будут в Германии. Условия войны для всех равны. Подумайте, как сказать об этом со страниц газеты.— И повернулся к Найди -чу: — А посторонних прошу покинуть помещение.

Впрочем, Найдичу не надо было об этом и напоминать. Его стошнило от Кулишовой конторы, от этих разговоров...

В свите Гофмана, адъютанта Мартина Бормана при штабе Главного командования (ОКВ), Фридрих объездил пол-Украины.

«Не в наших интересах уничтожать этот народ,—писал в докладной записке Гофман.—Он должен работать на нас. Мы не будем содействовать школьному образованию. Мы обязаны держать местное население в темноте, так, как было при царизме. Только креатуры, которые будут нам прислуживать, могут подняться на более высокий уровень, чтобы нам было легче править страной... Учителей необходимо подчинить немецкой власти. Тех учителей, которые не захотят того же самого, что мы, безусловно, заменить другими. Не имею никаких возражений, чтооы всех учителей финансово хорошо обеспечить и сделать из них безвольный инструмент немецкого духа. Они должны оставаться в положении бросивших родину, чтобы мы могли играть ими, как мячиками».