«Донская власть и военное командование имели ближайшую задачу освободить от большевиков Новочеркасск, закрепить положение и восстановить нормальную жизнь в городе и окрестностях. Что касается Добровольческой армии, в сущности, небольшого отряда добровольцев, то он, не представляя никакой серьезной вооруженной силы, расположился в нашем мирном Задонье, радуясь наступившему отдыху после тяжелого похода.
Как при создавшихся условиях нужно было отнестись к немцам? Расценивать их нашими врагами по меньшей мере было бы наивно. Ведь нельзя не учитывать, что одного немецкого полка, богато снабженного тяжелой артиллерией, броневыми машинами и пулеметами, хватило бы, чтобы в короткий срок уничтожить как слабые казачьи отряды, так и Добровольческую армию, представлявшую тогда кучку измученных людей при большом обозе раненых и больных.
Существовало еще и такое мнение: будто бы немцев пугает возможность образования „восточного фронта” в России, и потому они настойчиво ищут путей сближения с казаками и Добровольческой армией. На самом деле ни то ни другое далеко не отвечало истинному положению. Через свою разведку немцы были прекрасно осведомлены о настроении казачества. Они знали, что казаки страстно желали одного: скорее сбросить большевистское ярмо и заняться мирным трудом. Я не знаю, как бы поступили кубанцы, но, будучи в курсе настроения донцов, смело могу утверждать, что о защите казаками Добровольческой армии, в случае ее столкновения с германцами, не могло быть и речи. Вся же Кубань была под большевиками».
Из дневников очевидца
Алешка, Уля, Мельников и Барашков сидели на завалинке около лазарета и лузгали жареные семечки. Редко удавалось вот так собираться вместе. Но если уж приходилось, то партизаны шли сначала проведать Журавлева, а потом предавались обсуждениям боевой обстановки, предположениям по поводу возможных действий Федорина, а то и просто травили анекдоты или рассказывали друг другу фронтовые случаи.
Журавлев потихоньку поправлялся. Начальник лазарета доктор Захаров постоянно и с большим любопытством наблюдал за тяжелораненым. Правда, он не поощрял дружеских набегов на пациента, но и не отваживал друзей своей дочери, по-отцовски жалея их.
Партизан – учащихся различных заведений – в Донской армии становилось все меньше и меньше, так что запущенное Женькой-«чудотворцем» словечко «могикане» прижилось и звучало все чаще.
Патриотически и романтически настроенные юноши, не успевшие попасть в мясорубку германской войны, постигали все «прелести» военного противостояния с беспримерным мужеством, не желая ударить в грязь лицом перед видавшими виды «корифеями» окопной жизни.
Посидев и поболтав, друзья собирались расходиться. Несмотря на то что на позициях наступило временное затишье, каждый имел какую-нибудь, хоть и не срочную, служебную надобность. Алексей и Серега направлялись за распоряжениями в штаб, а Вениамин – на перевязку.
Вдруг со стороны штаба показались две странные фигуры.
Первая, долговязая и сутулая, странно жестикулируя, шагала размашисто. Вторая, маленькая, с винтовкой наперевес, семенила за ней, едва поспевая.
– Братцы! Да это ж Пичуга диверсанта конвоирует! – первым сообразил Мельников.
Алешка удивился:
– Когда ж он успел его в штаб увести?
– Саша говорил, что даже из разговора с умалишенным можно почерпнуть нужные сведения, – сказала Уля. – Он надеется, что его теория сработает. Вот только я не совсем поняла, в чем секрет.