Полынь на снегу (Повести, рассказы)

— Откуда оно у вас, товарищ Гаврусев? Кончилось, все, ни минуты больше, — решительно остановил его вдруг какой-то человек. — Прощайтесь, и, пожалуйста, здесь, на поле я вас больше не пущу. В прошлый раз у меня из-за вас неприятности были.

Гаврусев молча отыскал в темноте руку Сергея, пожал ее. Кого-то обнял, кому-то дал дружеского тумака, да так, что во все стороны разлетелись искры спешно докуриваемой папиросы.

Черная, беззвездная ночь пахла травой и бензином. Холодный ветер мая доносил до Сергея и его спутников, шагавших гуськом по летному полю, далекое погромыхивание моторов и еще какие-то неясные, смутные звуки.

Шли долго, не разговаривая. Только приглушенно покашливал сопровождающий, как бы давая этим понять, что все нормально, с дороги не сбились. Покашливали ему в ответ остальные. Чаще других, пожалуй, Слободкин. То ли оттого, что курил напоследок слишком много, то ли еще по какой причине, но в горле у него клокотало, и он, ругая себя за это и стараясь как-нибудь сбить кашель, беззвучно шептал: «Все в полном порядке, начальник, шагаем след в след. А накурился я действительно до чертиков. Но причина есть у меня. Несколько часов дали на сборы. Думал, хватит вот так! Самого главного не успел. С друзьями проститься. С „девчачьей державой“. Не слышал про такую? Много потерял, товарищ начальник! Одна Лена Лаптева чего стоит! А Вера Куцыбо? Да все. Мало виделся с ними, мало по Москве колесил, но много вот тут осталось…»

Слободкин дотронулся до груди — из нее опять вырвался сухой, сдавленный звук. Сопровождающий пробасил:

— Отставить!

— Есть отставить, — ответил Слободкин, а про себя продолжал: «Здоров я, здоров. Просто накурился. А ты, начальник, все же дослушай меня до конца. С друзьями я не простился. Маму в Москве потерял. Понимаешь, маму. Не нашел до сих пор другого родного человечка — Ину, единственную. Но теперь, может, на фронте найду. Не смейся, начальник, я и там ее искать не перестану. Искать и надеяться. Видишь, что оставляю в Москве? Здесь же, в Москве, встретил одного человека. Седого, старого. Знаешь, что он сказал? „Столько, сколько вам сейчас, мне было в годы гражданской. Самый главный урок, который я вынес из жизни, вот какой: все, в конечном счете, зависит от того, с кем ты, среди кого ты и ради кого“. Здорово, а? С кем ты, среди кого ты и ради кого. Толково и мудро…»

— Ты чего там? — наступая на пятки Слободкину, не выдержал его бормотанья шагавший следом парень. — Взял бы да помог лучше, хотя на тебя самого, конечно, навьючено, как на ишака.

— Давай помогу. Я привычный человек, — сказал Сергей. — Из десанта.

— Я тоже не из артели напрасный труд, — незло проворчал парень.

— Откуда же все-таки?

— С «Серпа». Сталеварил там. Закончил кружок парашютного спорта.

— Ну вот и познакомились. Тебя как зовут?

— «Ни кола ни двора» в детдоме звали. Николаем, короче. А тебя?

— А меня Слободой — в роте. Ну, давай, давай, чего у тебя там?

— Рация.

— Так у меня ж плечо под нее специально выточено. Ну-ка!

Они остановились. Слободкин привычным жестком перекинул ремень «РБ» через острый угол своего плеча, и они прибавили шагу, чтобы догнать группу, успевшую уйти вперед, навстречу уже прогреваемым моторам, которые громыхали во тьме все громче и ритмичнее, словно отсчитывали минуты, оставшиеся до старта: десять, девять, восемь, семь, шесть, пять…

РАССКАЗЫ

1

Рыжий Лёнтя

Сиротская судьба привела Лёнтю под крышу детского дома. Нелегко и здесь приходилось мальчишке. Черный сухарь, жидкая похлебка к обеду. И еще работа — дежурство, уборка, слесарное дело. Но все-таки детдом не асфальтовый котел, думал Лёнтя, жить можно.

Особенно повеселел бывший беспризорник в тот день, когда директор сказал за обедом:

— Крупу нам прислали. Целый мешок. От Ленина.

Директор не просто сказал — притащил мешок из кладовки, торжественно развязал его на глазах у ребят.

Все население дома столпилось вокруг мешка. Каждый норовил поглубже запустить руку в его содержимое, но ни одна крупинка на пол не упала.

Лёнтя смотрел на крупу, медленно стекавшую сквозь растопыренные пальцы директора, и никак не мог понять: откуда взялась она в голодной Москве?

А на другой день произошло еще одно чудо. Завхоз, снаряжая ребят в баню, выдал каждому по куску настоящего мыла.

Отмокая в теплой банной воде, пахнувшей березовым листом, зарываясь в нее с головой, Лёнтя сказал мывшемуся рядом мальчишке:

— Может, Ленин и насчет белья распоряжение даст? Вот будет здорово!

— Здорово, здорово! — передразнил его сосед и озорно плеснул Лёнте мыльной пеной в глаза. — Не болтай, отмывай свои конопушки.

Каково же было удивление ребят, когда в предбаннике они увидели завхоза с охапкой чистых, ослепительно белых рубах!

— Получайте, граждане, новое обмундирование. Солдатское. По личному распоряжению товарища Ленина.

Лёнтя обрадовался больше всех. Он хоть и не мог толком понять, почему не сам Ленин, а какой-то его «товарищ» позаботился о белье, но сейчас было не до рассуждений. Завхоз объявил, что время, отпущенное детдому, кончилось и через три минуты все должны быть на улице.