Полынь на снегу (Повести, рассказы)

— Это, конечно, почетно, но я имею в виду боевые награды, военные, — не унимался лейтенант.

— Ну вот, заладил: боевые, военные… Ты ведь русский человек, все слышал, все записал, знаешь, как война для меня сложилась, — одни ранения да контузии, контузии да ранения. Горе, а не война — и та, и другая…

Вечером, в конце работы, после длинного заседания, лейтенант пришел в кабинет к военкому, рассказал ему о Грибанове. Полковник внимательно выслушал подчиненного, снял с полки толстую книгу, почему-то долго листал ее, наконец спросил:

— Медаль «За трудовую доблесть», говорите?

— За трудовую, товарищ полковник. В артели у них, видите ли, юбилей был, а артели этой днем с огнем не разглядишь!

Полковник улыбнулся, опять полистал толстую книгу, постучал ногтем по настольному стеклу.

— Документы у Грибанова вашего все в порядке?

— В полнейшем, товарищ полковник. Иначе не стал бы вас беспокоить. Вот, посмотрите…

Долго в этот вечер длился разговор двух военных. Дата за датой, шаг за шагом проследили они весь славный боевой путь бывшего пехотинца, состоявший, по его словам, из одних госпиталей.

— А ведь вы правы — герой из героев! — сказал лейтенанту полковник. — Я бы на вашем месте взял бы и рапорт написал. Так, мол, и так.

— Мне написать? — удивился лейтенант. — Как написать? Да я же…

— Именно вам. Так и пишите, как рассказываете. У вас должно хорошо получиться.

Полковник встал из-за стола, поглядел на часы, но перед тем, как отпустить подчиненного, посоветовал:

— Только не сегодня, а завтра, с утра, чтобы на свежую голову. Это надо очень хорошо написать, понимаете, очень!

— Понимаю, товарищ полковник.

— А Грибанова вызовите-ка ко мне. Хочется на него одним глазом глянуть. Был у нас в дивизии один солдат — точная копия этого. Награды — за ним, он — от них. Где, вы говорите, он еще воевал-то?

— Да он почти везде воевал, товарищ полковник. Где только не воевал! Вы же видели.

— И под Керчью был?

— Вот только что под Керчью не был.

— А под Майкопом?

— И под Майкопом не довелось.

— А я как раз именно там лиха хлебнул — у Керчи и Майкопа. Но я же ясно помню — был у нас такой. Одним словом, вызовите.

Полковник и лейтенант погасили свет, вышли, распрощались до завтра и направились в разные стороны. Полковник жил поблизости и минут через десять был дома. Несмотря на усталость, он не скоро уснул в ту ночь.

А лейтенант, не дождавшись трамвая, долго еще вышагивал по ночной Москве в сторону Тимирязевки и тоже был переполнен впечатлениями минувшего дня. Тонкий ледок хрустел под его каблуками звонко, на всю улицу, как только может хрустеть последний ледок апреля.

Пихта Доватора

Зимой сорок первого года конники генерала Доватора шли по тылам противника подмосковной землей. Привела их судьба и в село Лихово, где за день до того побывали немцы. Когда доваторцы появились там, их со всех сторон обступили крестьяне. От радости позабыв о том, что от большинства их домов остались одни пепелища, лиховцы наперебой звали солдат к себе:

— К нам зайдите.

— И к нам.

— И к нам…

Зимой день короток. Остановились конники в Лихове на привал. Вооружившись шанцевым инструментом, они всю ночь растаскивали обгоревшие бревна, рубили замерзшую землю, будто готовились к длительной, многомесячной обороне. А наутро ночевавшие в лесу старики, женщины, дети увидали длинный ряд землянок — с дверцами, с жестяными трубами, честь по чести.

— Получайте подарок от недонского казака! — сказал столпившимся вокруг него людям Доватор. — Может, и не по всем правилам инженерной науки сработано, но перезимовать можно.

— Это для нас?! — изумленно спросили из толпы.

— Так точно, — ответил Доватор. — А вы как думали?

Совсем старая женщина, до бровей закутанная в платок, опушенный инеем, подошла к генералу:

— Мы не так думали. Лихово — село малое. Вам же еще через всю Россию скакать…

— Через всю Россию, говоришь?

— Ну да, из края в край. А мы, лиховцы, что? Ноль без палочки, — сказала старуха.

— Вот и неверно, мать. За Россию мы вместе в ответе — и я, и ты, и они! — Доватор окинул взглядом собравшихся.

Старуха ответила:

— Мужики наши все как один под ружьем давно. Нынче до баб черед доходит.

— Ну вот, видишь, а ты говоришь — ноль. Побольше бы таких нолей — и с палочками, и с ружьишками. И еще скажу: одно Лихово — Лихово, тыща Лиховых — Россия, — я так понимаю.

— Твоя правда, сынок! Только не резон на нас время тратить. Гоните вы его, ирода, шибче, гоните днем и ночью!

— А, вон ты о чем! Так знай: эту ночь мы в пути наверстаем. Завтра за Рузой будем. Кони у нас, сама видишь, курьерские. Ну, а на ребяток тем паче не жалуюсь. Одним словом, живите спокойно. Больше тут ему не бывать! Мы на него вот как насядем! — Генерал привстал в стременах и резко опустился в седло, будто изображал, как именно намерен он «насесть» на немца. — Ясно, граждане?

— Ясное дело.

— Ни пуха вам, ни пера…

Доватор развернул коня, поднес руку к съехавшей на затылок папахе и вдруг увидел прямо перед собой разбитое дерево, ощерившееся белыми щепками, как гигантский противотанковый еж.

— А это что тут у вас такое?