— Вот на этом самом пригорке. Посмотрите, какой превосходный обзор! К тому же и памятник Кутузову рядом. Оглянешься, бывало, — орелик над самым твоим плечом летит. Даже на душе веселее становится. Вроде как нашего полку прибыло!..
Немецкие танки рвались к Москве по дорогам, вдоль обочин которых еще не сровнялись с землею холмы от французских и русских могил. Вновь запылали города и деревни, дотла сожженные и разграбленные когда-то наполеоновской армией. Опять люди стали уходить в леса, собираться в партизанские отряды, чтобы внезапными ударами по тылам противника помочь нашим войскам остановить врага, не допустить его к столице.
Снова завязались оборонительные бои на политой кровью земле Бородинского поля. Много новых героев показало свое беззаветное мужество в этих боях, много страшных ран нанесли они фашистскому зверю. Но бронированная лавина все еще продолжала катиться на восток.
Овладев районом Бородина, фашисты не щадили тут ничего. Они глумились над священными памятниками русской славы, устраивали конюшни в храмах, тащили украшения с монументов, воздвигнутых в честь легендарных полков и дивизий Кутузова.
Не повезло и тяжелым бронзовым орлам. Мародеры организовали на них целую охоту. Гранитные колонны валили наземь, драгоценное литье разбивали кувалдами, отправляли в Германию на переплавку…
Но один памятник все-таки уцелел. Руки коротки оказались у оккупантов перед его незаметной, неброской силой.
Вот как это произошло.
Отделению немецких автоматчиков было приказано сорвать орла с гранитной глыбы недалеко от Багратионовых флешей. Солдаты, вооружившись веревками, баграми, подбадривая друг друга, лихо кинулись исполнять приказ, но… не тут-то было. От прыти и бодрости их очень скоро не осталось и следа. Они уже окружили памятник, когда заметили, что над орлом носится огромный рой пчел.
Пролетая над головами немцев, пчелы гудели, как пули, и нагнали на непрошеных пришельцев такой страх, что они вынуждены были остановиться.
Фашисты никак не могли взять в толк, почему пчелы так настойчиво вертятся именно в этом месте и отчаянно жалят каждого, кто осмелится подойти слишком близко. С оплывшими от укусов физиономиями, они ошалело кричали, размахивая руками, разводили костры и гнали дым в сторону памятника. Ничего не помогало. Пчелы только еще больше злились и набрасывались на врагов с новой яростью.
А было все проще простого. Покидая ульи горящих деревень, пчелы поселились внутри орла и никому не разрешали посягнуть на это свое убежище.
Из широко раскрытого клюва бронзовой птицы крылатые погорельцы тысячами устремлялись на недруга, а внутри орла все в этот миг кипело и жужжало. Будто грозный клекот вырывался из его груди, казалось, вот-вот вместе с пчелами кинется он на захватчиков с высокой гранитной скалы.
Подобру-поздорову немцы вынуждены были обойти памятник стороной. Только подоспевшая с обозом специальная команда отважилась на штурм пчелиной крепости. Обозники оказались смекалистее и хитрее автоматчиков — в особых халатах и масках они по лестнице подобрались к орлу, пробили ему зубилом грудь и стали качать мед из необыкновенного улья.
Меду оказалось не очень много, но мародеры так увлеклись его добычей, что не заметили подкравшихся партизан…
Никогда не думали фашисты, что таким горьким может оказаться пчелиный мед!
Не думали, не гадали, но помнить будут долго.
После разгрома врага начали наши люди залечивать нанесенные войной раны. Вскоре была заделана и пробоина на груди орла.
Когда ее чеканили, снова слышался резкий орлиный клекот на всю округу.
Говорят, что орлы не поют. Неверно это. Я сам слышал победную песню птицы, еще выше прежнего взорлившей в синем небе Бородина.
Если доведется тебе побывать в тех местах, обязательно отыщи тот памятник. Он стоит на холме, примерно на полпути от Багратионовых флешей к редуту Шевардина. С его высоты видно почти все Бородинское поле — из края в край.
Пчелы уже давным-давно переселились в свои обычные домики, но их гудящие стайки часто проносятся над увитыми цветами памятниками героям двух великих войн.
Егор Исаев, терский казак
Всадник осадил взмыленного коня у подножия поросшего ковылем кургана, на вершине которого, прильнув к подзорной трубе, стоял Кутузов.
— Откуда? — крикнул сверху вниз адъютант с перевязанной рукой. — Рапортуй!
Прискакавший не шелохнулся, лишь загнанный, припавший на задние ноги конь его тонко захрапел и тут же замолк.
— Ты что, братец, оглох или спятил от страху? — рявкнул адъютант так громко, что Кутузов оторвался от трубы.
Всадник опять не ответил, только чуть наклонился вперед и медленно, не вынимая ноги из стремени, мешковато начал сползать с седла.
— Да он ранен! Ослеп ты, что ли? — строго повел бровью Кутузов.
— Ранен?!
— Да, ранен, а ты его пытаешь. Сперва помоги человеку, потом уж пытай. Неужто этому учить надобно?
Адъютант кинулся к обессилевшему солдату, но не успел — с глухим стуком тот упал на землю и распластался в желтой осенней траве.