Полынь на снегу (Повести, рассказы)

— С головы до ног! Ну и как, хорошо там?

— Хорошо!

— Нет, ты все по порядку. Я давно в лесу не была. Все уроки, уроки…

Я рассказал Иринке, как бродил по лесу, как, дурачась, долго искал каплю, с которой весна начинается.

— Смешно тебе? Да? Взрослый дядя…

Но дочь посмотрела на меня совершенно серьезно.

— Ты скажи лучше — нашел или нет?

Я развел руками.

— Жаль! — вздохнула Иринка. Помолчала немного и добавила: — И до чего же интересно все в мире устроено!

— Ты о чем это?

— Прошлой весной мне пришла в голову точно такая же мысль, как тебе.

— О каплях?

— О каплях.

— Понятно.

— Нет, не понятно тебе. Я же вижу — не веришь. Почему?

— Может, это просто фантастика?

— Просто мы с тобой очень похожи друг на друга. Вот и все.

— Значит, тоже не нашла?

— А мне вот как раз повезло. Ту самую словила — первую!

Иринка протянула мне руку — вверх узкой, перемазанной чернилами ладошкой.

— Ну что ж, действительно повезло, выходит. Молодчина! Тут, наверное, секрет есть какой-нибудь?

— По-моему, надо вместе искать.

— Вместе?

— Да, вдвоем, например. Мы тогда с Васильком искали. Ходили-ходили весь день и нашли. Помнишь, ты еще рассердился, что поздно пришла? И в таком же виде, как ты.

— А руки вот надо бы хоть изредка мыть, — спустившись с небес на землю, заметил я не очень-то, кажется, к месту.

— В лесу бы сразу отмылись. Можно? На недоложко. Я уроки все сделала.

— А русский язык?

— И русский.

— И музыку?

— Угу.

— Ну, тогда разрешается.

— С Васильком?

— С Васильком, если вы такие шустрые. И если его отпустят, конечно.

— Он давно уже ждет. Смотри!

Я поглядел во двор. Соседский мальчишка стоял под самыми нашими окнами и настойчиво подавал какие-то знаки.

Петухи

С Ниной Жвания я познакомился у своих друзей на подмосковной даче прошлым летом. Нина была художницей и каждое утро отправлялась рисовать пейзажи. Мне с первого же дня пришлось по душе увлечение грузинской гостьи.

Нина выходила из дому еще по росе. Я бодро вышагивал следом, помогая тащить громоздкий брезентовый зонтик, раскладную скамеечку о трех ножках, желтый этюдник, до отказа набитый кисточками и красками.

Рисовала Нина отлично. Беззаботно и весело слоняясь по лесу, я бродил вокруг того места, где расположилась художница, и все время заглядывал через ее плечо на березку, которая под быстрой кистью с каждой минутой становилась все более прекрасной.

— Вам хорошо здесь? — спросил я как-то Нину, залюбовавшись ее работой.

— О! У вас тут чудесная прелесть! — воскликнула художница и вдруг удивленно прислушалась к собственным словам. — Что это я сказала такое? Чудесная прелесть?

— Да, именно так и сказали.

Нина сокрушенно вздохнула:

— Как плохо я говорю по-русски! Такого масла масляного вам, конечно, еще не приходилось слышать?

— Я всю жизнь занимаюсь языком, но впервые понял, что тавтология, в сущности, прекрасная вещь. Просто прелесть!

— Чудесная?

— Чудесная прелесть!

Мы расхохотались так громко, что лес вокруг зашумел, зааукал.

— А что же вам нравится больше всего?

Нина смотрела на меня и молчала.

— Ну, не стесняйтесь, не стесняйтесь, ведь мы же свои люди…

— «…И пусть нам общим памятником будет построенный в боях социализм».

— Вот видите, говорите, что плохо знаете русский, а русского поэта наизусть помните.

— Маяковский все-таки родился в Багдади.

— А вы?

— Я — в Вардзии.

— Это, наверно, очень красивое место?

— Очень.

— Еще красивей Подмосковья?

— Мне трудно сравнивать. Тут все так живописно, так поэтично и ново. А березы, березы!..

— Они-то больше всего и понравились?

— Они, пожалуй, больше всего.

— А еще?

— Смеяться не будете?

— Над чем смеяться? Не буду, конечно.

— Тогда прислушайтесь.

— Я ничего не слышу такого.

— Прислушайтесь как следует.

— Неужели кузнечики?

— Кузнечики тоже хороши. Но дальше, дальше, за лесом… Слышите?

Я напряг слух, но ничего особенно так и не смог расслышать.

— Петухи, петухи! — не выдержала Нина.

— Петухи?..

— Да! Это, несомненно, одна из самых чудесных прелестей Подмосковья.

Я с трудом уловил еле слышимые всплески утренней петушиной песни.

— А ведь в самом деле красиво.

— Правда? Это же настоящая музыка! Жаль, что этого нарисовать невозможно.

— Да, нарисовать это, наверно, трудно. Ну вот, видите, я совсем не смеюсь над вами.

— Это потому, что самого смешного я вам еще не сказала.

— Чего же именно?

— Таких красивых петухов можно услышать еще только знаете где?

— Не знаю.

Нина вздохнула, взяла с меня обещание, что ни в коем случае не обижусь, и наконец убежденно сказала:

— В Вардзии! Уверяю вас, только в Вардзии так божественно поют петухи по утрам…

Плакучая береза

Люблю русский лес — каждое деревце, былинку каждую. Каких только причуд природы в нем не встречал. А вот знаменитой плакучей березы не видал ни разу. Не растет она просто в нашей местности. Хоть тыща верст окрест обойди — не отыщешь.

Но вот попал я как-то в рязанские, есенинские края. От берез белым-бело вокруг, как во время метели. Березы, березы, березы…

— Берез-то тут сколько! А плакучие есть? — спросил я кого-то из встречных.

— Попадаются.

— Вот бы глянуть.

— Слышишь, бабы поют?

Я едва уловил доносившиеся откуда-то издалека голоса.

— Слышу.