Полынья

Опять было сказано нс просто так. А с непреложностью человека, выяснившего для себя суть таких вещей, как дом, и прочее. Но что остается от сути, если пет хозяина? Никакой сути в этом доме не было. И ничего "последнего" не было в Володином письме. Конечно, действует, что скажет или о чем попросит перед смертью человек. Но разве Володя знал, что погибнет? "Последнее" было в другом: в обстоятельствах гибели Марченко. Как раз про это Суденко и хотел узнать. Из-за этого и искал встречи с рыбаком. Но разговор не задался с самого начала и уже не было желания его продолжать. Сейчас Суденко хотел одного: сесть за стол. Хотел одиночества.

- Мне нужен ответ.

- Ты можешь подождать?

- Могу неделю.

- Ну, все.

Рыбак задержал руку:

- Мне фальшвейеры нужны. И парашютные ракеты.

Суденко дал ему коробку ракет-шестизвездок и пачку фальшвейеров термитных факелов, горевших в любой среде. Когда закрывал ящик, рыбак проворно сунул руку, выхватив брусок стали.

- Классная сталь! - определил он с удовольствием. - Дороже серебра.

- Ты, видно, парень деловой?

- Как все, - ответил он, посмеиваясь.

Все это он рассовал в рюкзаке, быстро и умело, чтоб ничего не выпирало сквозь материал. Упаковывая рюкзак, он несколько раз подходил к окну, чтоб посмотреть на море. Они давно шли чистым морем, и чувствовалось по воздуху, который потяжелел, что собирается гроза. Было еще довольно светло, солнце только садилось.

- Поможешь лодку спустить.

- Сматываешься?

Это было, конечно, неподходящее слово. Ведь парень пересаживался пусть с небольшого, но морского судна, пересаживался в обыкновенную лодку и делал это перед ураганом. Нелепо было назвать это трусостью. Напротив: нужно было здорово понадеяться на себя и на свою лодку, чтоб решиться на самостоятельное плавание. Уж не говоря о том, что надо было понимать море в любую погоду и иметь охоту тягаться с ним. Но по тому, как вел себя рыбак, создавалось впечатление, что он, пересаживаясь, обретал большую устойчивость, чем они. Поэтому Суденко и сказал ему, что думал.

- Сейчас течением опасно идти, - ответил рыбак спокойно. - Не думаю, что и вы проскочите. А шхерами я лучше сам пройду. Потому что знаю, как ими ходить.

- Вот бы и открыл свой секрет.

- А ты свои секреты открываешь?

- Смотря кому.

- Вот и я так.

Перегнув свою старенькую одностволку, он проверил ее на свет. Обтянул под фуфайкой пояс с патронами. Одет он был легко для ночного плавания, и в прорехах штанов просвечивало смуглое тело. Все рыбаки Полыньи были так одеты: им нужно было ощущать свое тело как нагое. Во всем, что делал сейчас рыбак, было непридуманное, настоящее. Это был самый настоящий рыбак. Может, это и было в нем главное.

Рыбак достал еще один конверт, смочил слюной.

- Бросишь в порту.

- Ты разве не туда?

- Мне за шхерами налево: плавун ловим... - Он увидел, что конверт расклеился и, чиркнув по пальцу ножом, его залепил. - Это для жены, - сказал он, подмигнув. - Чтоб ее любовь не отсохла.

Фамилия рыбака была Гриппа.

Потом, когда он уже сидел в лодке, Суденко протянул ему ружье, обмотанное по стволу куском полотенца, опустил тяжелый мешок. Рыбак подсосал топливо, потянул шпагат - мотор сразу завелся. Суденко придержал конец, чтоб лодку не бросило под винт, опустил - рыбака словно сдуло в море. Там его лодка обрела ход и пошла наискось, ложась грудью на волну, ясно различаясь против стены синего воздуха, поднимавшегося на востоке.

Было все-таки странно, что он появился здесь. Этот вопрос насчет дома можно было решить и в порту... Что он выяснял тут, лежа на койке? Какие отношения связывали его с Володей?

Уплыл...

Суденко еще раз перечитал письмо.