Просеков, нагнувшись к собаке, положил на нее руку, и Дик, придавленный тяжестью руки, отполз задом к двери, западая животом от страха. Капитан его не тронул, разглядывая, что было на ткани: Лондон с елизаветинским домом: если флаг висит, королева дома. Католическая церковь на Миндао, что у Филиппин... Амстердам, Роттердам - и дальше, через Девисов пролив, к Баффиновой Земле... К черту, Дик! К черту эти Амстердамы и Роттердамы, соборы и мечети, смотри и знай, что нам там больше не бывать. И наплевать! Нас ждут леса и равнины: мечущиеся зайцы, вспорхиванье перепелов, танцующих под прицелом ружья. Бросим "яшку" на берег, будем пить водку со стариками, жить в охотничьем домике, плевать на грязный, в затоптанных окурках пол. Мы будем бродить вдвоем при луне и глядеть на пар, поднимающийся над речкой. А море забудем. Давай его забудем, Дик! Не вечно же лежать в капитанской каюте среди коротышек со слабым умом. Пусть этот десятипудовый телок Кокорин закинет на берег веревку самостоятельно. А ученого матроса при дурном капитане для вас не получится! Да, дорогие товарищи кадровики!..
Ты что-то сказал о "Шторме"?
Напрасно, Дик! Ведь ты же ничего про него не знаешь... Что такое "Шторм", Дик? Или ты думаешь, что в природе существует такой исторический пароход? Что-то не слыхал... Есть "Грейт Истерн", англичанин: впервые проложил телеграфный кабель в Штаты - зацементирован на плаву, как "Аврора". Есть француз, танкер "Ля Франс" - снял пассажиров с горящего судна, ходил бесплатно через Суэцкий канал, пока они, дурни, не изменили название... Или возьми "Обь" - девятнадцать экспедиций в Антарктиду, умная постройка, хороший пароход. А из таких пароходов, как "Шторм", сложены дровяные склады в Архангельске: там их сжигают, только медные болты заставляют выкручивать. Вот и ходят бывшие капитаны по пепелищам, собирают для сдачи медь - без нее обходной не подпишут. Да на этом "Шторме", Дик, не то что двигатель швейная машинка не стоит! Этот кораблик нужен кому? Отряду он нужен, чтоб испечь свой плановый пирожок! А нам он не нужен, не нужен нам двоим...
Ты спрашиваешь, что мы будем делать, когда кончится отпуск? Он кончится не скоро, товарищ. К тому времени ты... как тебе сказать? К тому времени тебе будет наплевать. И мне тоже, если чертову ногу отрежут. Но мы не отправимся на чужое судно с чемоданчиком... Ты знаешь Терентьича, Дик? Старый старик, лоцман, а не мог на своих ходить. С нашего судна не знали, как его спустить, а на чужом - как принять. Так он сейчас развешивает флаги в порту. Наши флаги развешивает, Дик...
В этот момент послышался голос радиста, который опять встал на вахту за дверью:
- Ефимыч...
Что ему нужно, Дик? Он хочет научиться страданию, хочет постичь тонкие разговоры. Он хочет каких-то красивых слов... Но зачем? Или ему дано написать "Анну Каренину"? Хотя бы ее прочесть!..
- Иди застрелись.
- Не пойду я...
- Почему?
- Водолазы пароход нашли. Старшину, правда, притопило.
- Совсем?
- Не совсем. Еще девчонку вытащили. Хотите посмотреть?
Просеков задумался.
Ведь он видел ее, когда тонула. По миражу, в перевернутом корабле. А какая она на самом деле? Должно быть, крупна, неповоротлива, как все северные красавицы... Бедное дитя!
- Новости все?
- Погода без изменений.
Что-то не сходятся концы...
Просеков посмотрел в иллюминатор и невольно отшатнулся, увидев вплотную лицо грозы... Вот теперь все логично. И это меняет дело, Дик!
Достал конверт со свежей рубашкой. Подумал и вынул из шкафа мундир.
Побриться...
Кто ему нужен на сегодняшний день? Он сам. Один матрос, и такой есть: Шаров. Боцман с метлой. Ну, и радист Свинкин, пока не поумнел.
- Входи!
Радист сразу присмирел, разглядев на лице капитана знакомое дьявольское выражение.
- Играть обратно?
- Пусть докрашивают.
14
Острова отдалились, затянулись синью.
"Кристалл" прибавил ход, выскальзывая в открытое пространство, и стол, за которым они сидели, то плавно поднимало, и тогда иллюминаторы впускали яркий свет атмосферы, то плавно опускало, и в посту как бы наступали мгновенные сумерки.
На закуску были консервы, которые Ковшеваров достал из провизионки "Волны". Ильин перед этим отправился за барокамеру, где у них хранилось в шкафчике спиртное и стояла мензурка с делениями, по которым его следовало отмерять. Правда, эти деления жили лишь в воображении Ивана Иваныча, доктора физиолога отряда. Однако начали с них, о чем Юрка сообщил, вернувшись:
- По двадцать пять капель, морских...
- За что будем пить? - спросил Ковшеваров, который не любил без тоста.
- За девчонку...
Девушка сейчас проходила рассыщение в барокамере, где посредством сжатия воздуха было смоделировано погружение на глубину. Всем им, и в том числе Юрке, было известно, что она обречена. Девушка могла умереть в любую минуту. Но удивление, что она все еще жива, было велико, и было так велико искушение поверить в счастливый случай, что старшина не отклонил тоста.
- Добро.
Вошли боцман Кутузов и Леша Шаров. Вслед за ними появился повар Дюдькин.
- Нам килька, а сами жрут колбасу, - сразу усек разницу боцман. - Ты почему одну банку взял, хохол?