Полынья

- Пускай погуляет, - ответила она, не особо огорчившись. - А я у вас порядок наведу... Здорово, Багратион! - подала она руку боцману.

- Чего ты будешь наводить? - сказал боцман неодобрительно. - У нас есть свои, на зарплате.

- Ну, показывай, как живете.

- Еханы баба! - выкрикнул Дед, разглядев старпома. - Масло добыли, есть... Можем запускать!.. - Взяв Кокорина за пуговицу кителя, крошечно малый перед ним, как кролик перед бегемотом, стал внушительно растолковывать: - Нужны рейсы, режим двигателей, смена режима... Давай "Шторм"!

- Отстань.

Кокорин хоть и выпивал, но пьяных не выносил. К тому же не ожидал такого от человека, который имел с ним на судне равные права. И даже считал, что его права повыше. Сидел в рейсе спокойно, читал книги и вот вышел...

- Осуждаешь? А масло кто привез?

- Это масло, - вспомнил Кокорин, - нами заказано на гидробазе.

- "Вами..."

- Мной. Только сходить и взять.

- А ты взял?

- Я ж тебе объясняю: список составим, и дадут.

- Я понимаю, что список... А ты взял? Ты лично взял масло?

- Уйди.

- Еханы баба...- Микульчик отвернулся от него.

Катя с Данилычем включали в душевой стиральную машину. Боцман понес ворох простынь и полотенец. Намечалась судовая стирка. Величко орудовал на механизированной территории повара Дюдькина: включив шесть электрических плит, готовился варить кастрюлю с картофелем. Сейчас он картошку чистил, устроившись на крошечной табуретке перед большим чаном, наполненным водой. Кокорин с благодарностью посмотрел на этого парня, работавшего незаметно и дельно на берегу, как работал в море Шаров. Сидя напротив, с трудом удерживая себя, чтоб матросу помочь. В его звании нельзя. Никто бы на судне этого не понял.

Наверху выкрикнул Просеков, окликая собаку. Величко, осторожно опуская в воду очищенную картофелину, чтоб не обрызгать мундир старпома, сказал о капитане, не поднимая головы:

- Вот же, не люблю я его...

- За что?

- Помнишь, как сняли со спасения? Меня тогда послали его искать. А я жену из роддома привез, квартира не топлена, только воду из колонки успел наносить. Все автобусы переполнены, конец дня. Прибежал по гололеду, весь в синяках, а он в квартире лежит, и Дик смотрит.... Он тогда ребят предал, говорил Величко, не поднимая головы, невыносимо тихо. - Всех нас... Ведь не в деньгах дело.

Кокорин подхватился:

- Вы это... распустились совсем! Рейс нужен вам, рейс!..

- Так мы к полночи уходим, - сказал Величко.

- Откуда ты знаешь?

- Знают все.

Кокорин вошел в каюту, опустился за стол. Тревога как прибойная волна, окатила его... "Знают все". А что они знают? Ведь это не простой выход по SOS. Прошлый раз показали на небо - ищите! А теперь на воду... А что изменится, если "Гельма" найдет? Будет еще хуже! Может, "Агат" отменит рейс? Не отменит! Чего же он сидит? Ведь столько работы ждет: отрегулировать приборы, подобрать карты на переход. Убедиться в готовности машины и водолазного поста. Собрать команду, выстроить к полночи по местам...

Нельзя ждать!

Но он сидел, не поднимался с места... Вдруг вспомнил слова старшины: люди останутся живыми, если поднять пароход. Кажется, так он сказал... Значит, надежда была? Значит, не просто так? Поэтому сейчас, за столом, он должен побороть свою неуверенность, страх...

Нажал кнопку сигнального звонка.

- Передай всем: через пятнадцать минут отходим на полигон.

9

Бухта насыщалась мглой, но в ней еще было довольно светло. Ветер так быстро проносил туман, что его новая волна не успевала сомкнуться с предыдущей, открывая просветы неба, где как бы проплывали мачты, трубы пароходов, хотя они стояли на месте. Это только с берега, в такой вот мутный день, кажется, что море оканчивается теми пароходами, которые в нем видишь. А когда углубишься в море, то поймешь, как густо оно заселено. Зная почти все пароходы, Суденко видел, как они прошли "Кольскую Землю", этот плавучий женский монастырь, потом "Новороссийск", весь чистенький, голубой, хоть и возит уголь, и белый, как облако, теплоход "Сакко и Ванцетти", и две номерные шхуны от рыбаков, и гидрографический корабль. А вдали, где Болваний пролив сообщался с другим, закупоренным льдом, различилась могучая фигура атомохода, осевшего своей тяжелой сталью. Похожий на снежный вулкан с огромным кратером, он стоял возле мыса, сосредоточенно раскусывая свое атомное ядро.

Описав дугу, Гриппа прошел открытым морем с серой и быстро пенившейся, словно приготовленной для стирки, водой. И когда казалось, что уже ничего нет, стали проступать островки, очень зеленые в тумане, со снежными склонами. Когда же повернули к одному из них, то его изумрудная зелень, напоминавшая подстриженный газон, оказалась жалкими пятнами мха, облепившими, как струпья, нежилой каменистый берег. Даже голые камни, между которыми Гриппа направил лодку, выглядели приветливей, чем эта земля, окруженная океаном. Но когда Гриппа выключил двигатель и лодка успокоилась, покачавшись на своих волнах, они почувствовали величие тишины.