Полынный мед (главы из романа)

Алексей скосил глаза. На месте Игоря Станиславовича вальяжно растянулся холеный дог, посматривая брезгливо на окружающих, постукивал по роскошному бювару аккуратно подрезанными когтями. А Чучина не было. Совсем не было. Золотился на том месте, где он только что стоял, солнечный луч, плавали в нем невесомые пылинки. И еще многих не стало. Торчали там и здесь невообразимые чудовища, и окружали их пустые лоснящиеся стулья. Исчезли куда-то сидевшие, или с самого начала не было их?..

Алексей мотнул головой, отгоняя наваждение. Вернулось все на круги своя, булькнули в застоявшемся воздухе последние слова Шамошвалова:

-...в последний раз предупреждаем, товарищ Чучин. И еще кое-кому не мешает задуматься.

Цезарь Филиппович помолчал и закончил значительно:

- Спасибо, товарищи. Приведите в порядок рабочие места. Автобус отходит через полчаса. Игорь Станиславович, кто от вашего отдела дежурит сегодня?

- Никулин, - лениво отозвался шеф,

- Хорошо, - констатировал завлаб. - Имейте, Никулин, в виду, если академик Дубилин посетит лабораторию, немедленно звоните мне. Все, товарищи. Спасибо за работу.

Погода к вечеру установилась. Отливали металлом под лучами заходящего солнца неспешные струи реки, на берегу которой притулился бывший птичник. Редкие капли срывались с омытых дождем деревьев. Пахло свежестью и еще чем-то - неуловимым, летним, родным.

Алексей курил, устроившись на влажной скамейке, - ждал, когда соберутся в автобус и уедут разбежавшиеся по кабинетам сотрудники. Потом можно будет поужинать, немного прогуляться перед сном - и на боковую. Дежурство в лаборатории - фикция, нужная только Шамошвалову. Ночному сторожу и без помощника делать нечего. Впрочем, никто с Цезарем Филипповичем не спорил, тем более, что за дежурство полагалось два дня отгула.

- Не расстраивайся, Афанасьевич,- говоривший стоял за углом, и Алексей его не видел.- Если из-за каждой глупости нашего Цезаря расстраиваться, то жить тогда некогда будет.

- А я что? Я ничего, - послышался негромкий голос Чучина.

- Вот и правильно. Цезарю, как говорят, цезарево, а у нас и своих забот хватает. Так?

- Так-то так, - заговорил кто-то третий, - да надоела уже эта придурь до изжоги.

- Ничего, - снова отозвался первый, - приедет Дубилин - дела по другому пойдут.

- Вот приедет барин...- насмешливо протянул третий собеседник.

- Зря ты так, - помолчав, ответил первый голос, - Дубилин - мужик правильный, голова у него работает - позавидуешь. И руководитель отличный.

- Что же он тогда Шамошвалова не раскусил? - снова не удержался оппонент.

- А ты думаешь легко институт с нуля строить? Дело-то какое контакт. Столько лет о нем люди мечтали, а повезло - нам.

- Это правильно, - повезло, - тихо обронил Чучин, - у меня порой дух захватывает. Страшно только, вдруг что не так сделаем, не оправдаем...

- Не боись! - хохотнул первый, потом добавил уже серьезно: - В конце концов главное - дело делать. А мы его делаем. И с Цезарем сами разберемся. А Дубилин, что бы вы ни говорили, - человек! Я с ним, слава богу, лет семь отработал...

Голоса затихли, удалились в сторону автобуса.

"Кто бы это мог быть, - ломал голову Алексей, - вроде бы почти всех уже знаю. Ладно, выясним. Выглядывать неудобно - подумают, что подслушивал... Однако... Неужели и в этом "отстойнике" еще во что-то верят? "

День догорел. Потянулись от реки влажные полотнища тумана, надрывный крик коростеля заглушал мягкую перекличку перепелов. Сверчок, укрывшийся в трещине остывающей от дневного тепла стены, робко настраивал свою скрипку.

Связь с Ленинградом наконец-то установили. Алексей выслушал длинные гудки, потом усталый голос телефонистки равнодушно сообщил, что "абонент не берет трубку".

Вышел на крыльцо, не то удивляясь, не то ужасаясь равнодушному спокойствию, зародившемуся в душе еще днем, во время нелепой планерки и чем дальше, тем больше вытеснявшему остальные чувства. "Жизнь, Алешенька, сказок не принимает"...

- Новенький, что ли? - Невысокий старик, почти не различимый в подступившей темноте, вышел из-за угла, опустился на скамейку, поерзал, удобнее устраиваясь.

- Почти что, - из вежливости - говорить не хотелось - отозвался Алексей. - Вторую неделю работаю здесь.

- Стаж, - насмешливо констатировал старик, - а я вот восьмой год эти стены охраняю. Сначала был сторожем при курях, потом зерно от крыс оборонял, теперь науку доверили. Расту!

Алексей отмолчался.

- Да, - снова заговорил старик, - зовут меня, между прочим, Сидор Прохорович. А тебя как величать?

Пришлось представиться.

- И каким же образом попал сюда? По своей охоте иль распределили?

- К матери вернулся.

- Это правильно, - одобрил сторож, - родителей негоже забывать, да и от земли родной отрываться не след.

Алексей вытянул из кармана сигареты, предложил старику. Тот размял сигарету, но прикуривать не стал, заговорил снова:

- Опять, небось, заседали сегодня?

- Обязательно, - подтвердил Алексей.

- И Цезарь, конечно, выступал?

- Ну а как же без этого.

Старик чиркнул спичкой, поднес к сигарете согнутую ладонь и невнятно произнес:

- Вредный он человек.

- Глупый, - обронил Алексей.