— Видишь ли, Павлик, — после паузы проговорил Щербаков, — папа твой прав. Зачем говорить о том, что пока далеко от нас.
— И у меня не будет никогда любимой?
Нет, так долго продолжаться не может! Щербаков почувствовал, какую тяжелую миссию возложил на него старший Полынов.
— Я уже влюблялся, — с важной серьезностью открылся Павел. — Я папе этого не говорил, а вам скажу.
— Влюблялся? В кого?
— Во многих. В тех женщин, о которых я в книгах читал. Но как бы мне хотелось увидеть хоть одну. Я даже матери своей не помню. А как вы думаете, Михаил Георгиевич, меня бы они могли полюбить?
— Послушай, Павел, не нужно об этом думать.
Щербаков невольно вздохнул. Он сам многое отдал бы за одну единственную встречу с Леной.
— Михаил Георгиевич, — вдруг страстно проговорил Павел, — вы спустились к нам на своем парашюте... Я не знаю, что это такое, но может быть, можно на нем выбраться из ущелья?
Щербаков подумал, что действительно следовало бы заняться парашютом, который лежит в полыновском доме: Александр Иванович разыскал его на месте падения Щербакова и принес домой. Правда, он оказался без зонтов. Они, видимо, оборвались.
— Павлик, ты проведешь меня к месту, где нашел меня? Мы осмотрим там кое-что.
— Хорошо.
И тут Щербаков дал волю своим мыслям.
— А выбраться отсюда нужно, понимаешь, Павел, обязательно нужно. Там настоящая жизнь, там люди.
— Куда это вы собрались? — раздался около них спокойный голос.
Оба живо обернулись. Перед ними стоял Полынов. В темноте молодые люди не заметили, как он подошел.
В ГЛУБЬ УЩЕЛЬЯ
Если бы было светлее, Александр Иванович безусловно увидел бы, как Щербаков покраснел. Он чувствовал себя неловко перед Полыновым, но твердо проговорил:
— Разрешите, Александр Иванович, ответить на ваш вопрос завтра.
— Ну, допустим, — сухо проговорил тот и, простившись, ушел.
— За что на вас папа сердится? — спросил Павел.
— Да так... — замялся Михаил.
На следующее утро Щербаков решил поговорить с Полыновым. Павел ушел на плантации, а он прошел в кабинет Александра Ивановича.
— Александр Иванович, — начал Михаил, — я помню о нашем разговоре и о вашей просьбе и всячески стараюсь ее выполнять, хоть, честно скажу, сделать это совсем нелегко, да и, главное, не нужно.
— Куда вчера вы звали моего сына?
— Туда, к людям, — прямо глядя в глаза Полынову, ответил молодой человек. — Александр Иванович, вы напрасно думаете, что он наивный юноша, ему уже достаточно лет...
— Больше, чем вы даже думаете, — печально заметил старый врач, но Михаил, увлеченный своими мыслями, не обратил внимания на это замечание.
— Он многое знает и понимает, — продолжал Щербаков, — и нельзя отнять у него мечту... Мы выберемся, обязательно выберемся отсюда, надо только искать выход. Не может быть, чтобы его не было...
Полынов посмотрел на Щербакова: он вспомнил свою беседу с ним в тот вечер, когда Михаил поведал ему о том, что произошло за минувшие годы в России, вспомнил, как сам загорелся мыслью о возможности возвращения на родину. Михаил продолжал:
— Вы просили ничего не рассказывать сыну, я это делаю, хоть Павел и не может понять, почему я от него все скрываю.
— Бедный мальчик, — прошептал Полынов.
— Вы не хотите, чтобы он вместе со мной искал выход, хорошо, я буду делать это один. Но не искать я не могу. Лучше сойти с ума, лучше умереть, чем смириться... Я только попросил вашего сына провести меня по ущелью. Если вы возражаете, я отправлюсь один.
— Хорошо, ищите, — чуть слышно произнес Полынов, — ищите, — повторил он, — вы оба молоды...
Он не закончил фразы, но Михаил понял, что Полынов хотел этим сказать.
Да, они молодые, и они сделают все, чтобы освободиться из плена.
После минутного молчания Александр Иванович начал говорить, видимо, о самом сокровенном: