Полыновский улей

— У этих станков трудная задача! — произнес рабочий. — И рентабельность тут особая... Пустил станок, а фреза, она не только по заготовке пошла, а и по душе твоей проехалась! Ты думаешь, болванку на станке обтачиваешь, а на самом деле станок тебя шлифует, человека из тебя делает! Вот она, рентабельность-то! Ее не в рублях надо считать, а в людях, которые из школьной мастерской выйдут!

— Это само собой разумеется, — согласился Вольт, не уловив скрытого упрека в словах старого рабочего. — Но и деньги не помеха. Создадим общий фонд, накопим, а летом купим туристские путевки — и в поход! Разве плохо?

Пионеры одобрительно зашумели.

— На Кавказ! — крикнул кто-то.

— Можно и на Кавказ! — снисходительно отозвался Вольт,

— Ромоданов! Ромоданов! — позвал Олег Коротков. — Смотри! Это тебе кабинет соорудили!

Ребята гурьбой повалили в угол цеха, где на низеньком помосте высилась легкая деревянная пристройка — еще не застекленная конторка с фанерной дверью, на которой уже красовалась табличка с надписью: «Директор комбината».

— Почему же мне? — спросил Вольт, улыбаясь с легким смущением и радостью. — Это четвертого решится.

— Чего скромничаешь! — возразил Олег. — Проголосуем!.. Верно, ребята?

В ответ полетели возгласы:

— Спрашиваешь!

— Решено!

— Хоть сейчас!

— Нет, сейчас не надо! — рассудительно сказал Вольт. — Потерпите. Придет четвертое — сразу выберем и директора и всех других.

— Неужели всех будем выбирать? — спросил Олег. — Даже уборщиц?

— Зачем же уборщиц? — удивился Вольт. — Это не та номенклатура!

— А кто же тогда пойдет в уборщицы?

Пионеры приумолкли. Потом чей-то приглушенный голос бросил:

— Шестерова!.. Кому же, кроме Аньки?..

Все посмотрели на девочку.

— Я согласна! — ответила Аня. Сконфуженная общим вниманием, она спрятала руки под фартук и зарделась.

А пионеры пошли дальше, осматривая свое обширное хозяйство. И, где бы они ни останавливались, везде слышался спокойный рассудительный голос Вольта. Ромоданов невольно входил в роль директора...

* * *

Третьего февраля уроки начались с геометрии. Учительница Мария Федоровна неторопливо вошла в класс. Она не удивилась, увидев ребят в полной парадной форме.

Вместо обычного приветствия учительница подошла к столу, посмотрела на Ромоданова, затем на Шестерову и сказала:

— Сегодня у нас праздник... Двойной праздник... Мне очень приятно поздравить с днем рождения Аню Шестерову. — Мария Федоровна улыбнулась и поклонилась в сторону девочки. — И не менее приятно поздравить тебя, Вольт Ромоданов! Не знаю, что тебе и пожелать! Успехов в учебе...

— Успехов в руководстве комбинатом! — подсказал Олег Коротков.

— Ну что ж... — Учительница улыбнулась. — Прими мои самые искренние пожелания успехов на новом поприще!

В классе зааплодировали, протягивая руки к Вольту. О Шестеровой забыли. Да она и сама в эту минуту, подхваченная порывом, хлопала в ладоши, радуясь за Вольта. А тот медленно склонил гордую голову, поднял ее рывком, закинув темные волосы назад, и, неожиданно для всех, тоже зааплодировал, протянув руки к Шестеровой.

Это был красивый жест. Ромоданов щедро делился своим счастьем с Аней. Пришлось и другим вспомнить о девочке. Хлопки усилились. Шестерова расцвела. Она даже стала красивее от нахлынувших на нее чувств. Горячая благодарность наполнила ее сердце.

Все шесть уроков в ее ушах звучало эхо дружного рукоплескания. Она прислушивалась к нему, как к мелодии, отзвучавшей в воздухе, но не исчезнувшей в душе. И никто не помешал ей целиком отдаться светлой легкой радости. Ни один учитель не вызвал ее к доске.

В конце уроков решили так: в шесть часов пионеры соберутся у Вольта, а в девять — заглянут на часок к Шестеровой.

Аня примчалась домой, как метеор.

— Мамочка! Ты знаешь, как мне хлопали! — закричала она, вбегая в комнату.

Мама Ани, тяжело болевшая после смерти мужа, еще не совсем поправилась. Слабыми руками она обняла дочь и спросила:

— Почему хлопали?

— Какая ты смешная, мамочка! Ты разве забыла? Поздравляли меня и Ромоданова! У него тоже сегодня день рождения! Понимаешь, какое совпадение: он у нас самый лучший, а родился в один день со мной!

— Да ведь и ты у меня хорошая! Почему ты так говоришь? — Мама поцеловала девочку. — Значит, поздравляли тебя и хлопали?

— О-о! На всю школу!

— Ну и мы про тебя не забыли!.. Боря, Вика! Где вы там? Алеша!..

Дверь из соседней комнаты распахнулась, и оттуда показалась удивительная процессия. Впереди шел самый младший брат — карапуз Алеша. В вытянутых руках он держал плакат, написанный кривыми красными буквами: «Поздравляем нашу сестренку!» За ним, с трудом сохраняя выражение официальной торжественности, шагал Вика с серебряной ложкой. Неделю назад Аня сломала ее и даже всплакнула от огорчения. Вика спаял ложку и теперь дарил ее, целехонькую, с чуть приметным оловянным пояском на шейке.