Польза для души (Good for the Soul)

За спиной хлопнула наполовину застекленная дверь. В кабинете стоял запах мертвых цветов и заплесневелой одежды — не такого ждешь от Ее Светлости Таллингаст, но он ей вполне подходил.

С обычным раздражением в голосе она проговорила:

— Новостям лучше быть хорошими, мисс Осборн. Плохими я сыта по горло и без ва…

— Генри Баркер утром сообщил мне, что убил тридцать человек, — выплюнула я, зная, что не скажу и этого, если Таллингаст заставит меня замолчать, подавив своим командным тоном.

Она будто была потрясена. Потрясена тем, что я посмела перебить ее, но никак не значением моих слов.

— Чушь! — бросила она, смешно распахнув рот. — Вы верите всему, что скажут жильцы, мисс Осборн? Вы настолько доверчивы? Настолько глупы?

В этот момент я действительно чувствовала себя дурой.

— Вы правда верите, что кто-нибудь из них способен на такое? — Она встала и подошла к большому окну, в другой стороне комнаты, сплетя за спиной свои костлявые пальцы. — И что, совершив эти невообразимые деяния, они будут ждать тридцать лет, дабы открыть все бедной девочке, работающей в доме престарелых?

— Мне не только Генри говорил, — защищалась я. — Маргарет Бекет тоже, и Джеффри Лонг…

— И все они убийцы, да? — сказала Таллингаст, стоя спиной ко мне. — Все серийники, высшей пробы?

Я покачала головой.

— Нет. Маргарет сказала, что у нее была связь с зятем, а Джеффри — что откусил ухо педофилу.

Тут она обернулась, посмотрев на меня как на дерьмо, в которое только что вляпалась.

— Мисс Осборн, будьте так любезны и воздержитесь от таких… отвратительных слов в моем присутствии. Мне казалось, вам по душе работать с нами в Рэвенкрофте, и было бы ужасно узнать, что скоро вы нас покинете.

Была ли это угроза? Из-за слова «педофил», произнесенного в присутствии Ее Светлости?

— Простите, миссис Таллингаст, но и поймите, сегодня у меня очень странный день. Я не знаю, во что и кому верить.

Я вспомнила о Джеффри Лонге, стоявшем между мной и дверью подсобки, повернувшем ко мне голову (чмоки), когда я бежала мимо, и подумала о том, насколько сама себя накрутила.

Таллингаст вернулась к креслу и опустилась в него: все это время ее осанка оставалась безупречно прямой. Пошуршав тонкой стопкой бумаг и скрепив их в уголке своими иссохшими пальцами, она произнесла:

— Как бы вы поступили, мисс Осборн, окажись эти признания тем, что они есть, — а именно, правдой?

Вопрос поразил меня. Я не могла понять, просто ли она предполагает или действительно знает больше, чем показывает.

— Ну, я… Не знаю, — ответила я. — То есть я не смогу держать это в себе, и мне, наверное, придется искать другую работу. — Пока я говорила, кошачья голова Таллингаст ходила вверх-вниз, на лице появилась понимающая улыбка. — Уверена, полицию чрезвычайно заинтересует признание Генри Баркера, а признание Маргарет — не так сильно.

— Поймите, в этом и состоит проблема, — сказала Таллингаст, снова поднимаясь из-за стола. — Моя задача — защищать жильцов Рэвенкрофта любой ценой. Мы не можем позволить маленькой глупой девочке рассказывать истории, подслушанные у старых чудаков.

Она медленно обошла стол, суставы ее рук и ног громко трещали при каждом движении. Я задумалась, была ли моя начальница человеком.

— Это правда, — сказала она. — Баркер убил тех людей. Он рассказал вам, как это сделал?

Я не могла произнести ни слова, но если бы у меня получилось, Таллингаст не волновал мой ответ.

— Боюсь, это было совершенно ужасно. Резня нескольких случайных семей под покровом ночи, если вас интересуют столь кошмарные подробности. Но здесь, в Рэвенкрофте, мы верим в прощение и в новое начало для всех наших жильцов. Зачем им страдать на закате жизни? Или мир не был к ним жесток? Или старикам следует много лет пребывать в тревоге, в ожидании, когда в дверь постучат и полиция заберет их в камеру, где они проведут остаток дней на ледяной, твердой, полной клопов койке, которая станет их смертным ложем? Разве это честно, мисс Осборн?

Я не могла поверить лившемуся мне в уши безумию. Мой мозг пытался понять, что говорит Таллингаст, и вместе с тем все было предельно просто.

Она знала о Генри Баркере.

— Я… Я не уверена. — Слова застряли у меня в горле протухшей черной патокой.

— Последняя девочка именно так и сказала, — почти пропела Таллингаст. — Когда я на нее надавила, она призналась, что у нее нет выбора, кроме как идти в полицию.

— Последняя девочка? — спросила я. — Вы имеете в виду Зои?

Я услышала историю Зои от жильцов, едва начала работать в Рэвенскрофте: она была моей предшественницей, уволенной за кражу из спальни одного из обитателей дома. Но это была ложь. Теперь я знала.

— Такая милая девочка, — заметила Таллингаст, и я увидела нож для писем у нее в когтях, хотя, клянусь жизнью, не могла понять, откуда он взялся. — Ужас, что с ней случилось. Чему было суждено случиться.