Полжизни

— Н?тъ, я не б?гу, а ?ду стряхнуть съ себя то, что пристало ко мн? не моего, что м?шаетъ мн?, руки связываетъ. Видите ли, голубушка моя, у каждой породы людей — своя очистительная купель… Прежде ?хали воевать съ нев?рными, или искали приключеній, или наслаждались красотами природы, или кидались въ философію… нынче переплываютъ море. Въ воздух? оно, видно иначе трудно вернуться съ другой кожей и другимъ лицомъ…

— Вы останетесь все тотъ же, ув?ренно выговорила Наташа.

— Для того, что мн? дорого — да; но между вс?мъ остальнымъ и мной — должна лечь пропасть. Много ли на это потребуется времени, — я не знаю.

— А какъ всю жизнь?

— Не бойтесь, въ янки меня не перед?лаешь я не для Америки туда ?ду, а для своей же берлоги.

Мы подъ?хали къ пароходу. Насъ приняли на трапъ. Наташа внимательно все осмотр?ла и нашла, что въ общей зал? слишкомъ много украшеній, а каюты — темны и узки.

— Разв? вы прямо? спросила она меня съ тревогой.

— Н?тъ, я до Марсели; а тамъ про?дусь по Франціи. Только я хочу сейчасъ же пріучить себя къ морскому пути.

Она не возражала мн? п, спустившись въ лодку, притихла и сосредоточенно гляд?ла на воду.

— И намъ съ вами, Наташа, заговорилъ я, надо переждать… справляться другъ о друг?… до поры до времени.

— Зач?мъ? сквозь слезы вымолвила она.

— Такъ лучше будетъ.

Она отвернулась къ вод? и до самой набережной не проронила ни одного слова.

Только на крыльц? отеля она спросила меня:

— Вы ночью?

— Въ десять часовъ вечера.

— Такъ прощайте же, Николай…

Она вырвала руку, которую только-что подала мн?, и бросилась б?жать по л?стниц?.

XXXV.

Ей только и высказалъ я вслухъ то, что ц?лый годъ смутно жило во мн?. Она — но погибнетъ. Ее не засосетъ никакое барство. Въ этомъ н?жномъ т?л? нервы мыслящаго и самоотверженнаго существа. Вся ея жизнь уйдетъ на долгъ и на идею. Если и суждено намъ встр?титься, — я ей не возв?щу ничего новаго. А до т?хъ поръ надо быть одному, надо выкурить изъ себя все Кудласовское — вплоть до моей безц?нной Наташи. И она — тепличный цв?токъ, и она возрощена на готовенькомъ, и ей придется куда-нибудь б?жать, когда захочетъ, какъ я, сд?лать себ? иной образъ.

Мн? никого уже не было жаль за три часа до прощанія моего съ твердымъ материкомъ, я уже не стыдился своего бездушія, я не повторялъ байроновскаго «farewell». Я зналъ одно: сотни тысячъ такихъ же людей, какъ я, и, быть можетъ, умн?е, честн?е, даровит?е, сгинули въ этомъ самомъ «старомъ св?т?» въ ужасныхъ мукахъ общественнаго ада! А я выплылъ, безъ особой борьбы выплылъ, выплылъ черезъ то самое барство, къ которому не изм?нилъ чувствъ своихъ. И что такое одна моя сд?лка съ сов?стью, когда милліоны готовы бы продать себя вс?мъ духамъ тьмы, только бы не гор?ть на медленномъ огн? голодной агоніей? Какъ см?ю я носиться съ своей сов?стью? Могу ли я медлить хоть еще минутой! Кому же, какъ не мн?, вернуть алчущимъ и жаждущимъ то, что я отложилъ на моей «управительской служб?», отложилъ не въ одн?хъ деньгахъ, а въ возможности кончать свой в?къ, чуть не лежа на полатяхъ! А какъ же спастись отъ этого лежанья, которое походя зовется у насъ «д?ломъ»? Гд? отр?шиться отъ того, что я — «интеллигенція», гд? выучиться быть такимъ бурлакомъ, съ которымъ бы всякому стало хоть на чуточку полегче тянуть свою лямку?

Я довелъ эти вопросы до желаннаго вывода — и, посмотр?въ на часы, спустился внизъ, куда къ девяти часамъ долженъ былъ явиться п?шій возница, — довезти мои вещи до лодки. Возница запоздалъ. Я с?лъ на л?стницу и поглядывалъ на вечернее катанье и гулянье. Вотъ пронесся шарабанъ… Я узналъ вороныхъ клеперовъ графини. Она каталась со всемъ семействомъ. Да и Наташа сид?ла съ Колей на задней скамейк?. И хорошо она сд?лала, что по?хала. Кром? ея, никто не зналъ, когда я у?зжаю. Заднія колеса шарабана промелькнули и слились съ сумерками, за нимъ про?хали еще два экипажа… Глаза мои не посл?довали за шарабаномъ. Одно т?ло мое стояло тутъ; а мысль, воля, желаніе, все это уже катило на вс?хъ парахъ, пожирая бездонный океанъ.

Только когда раздался посл?дній звонокъ и загуд?ла грузная машина, а пароходъ, точно китъ, сталъ неуклюже поворачивать, торопясь выйти поскор?е изъ порта, я снялъ шляпу и всей грудью вдохнулъ въ себя влажную и пахучую струю морскаго воздуха.

— Прощай, Гречухинъ! чуть не вскрикнулъ я на берегъ.

И показалось мн?, что поплылъ я все туда же, все въ ту же скорбную страну; только путь мой лежитъ черезъ долгое, но нестрашное для меня чистилище.