Полжизни

— Мнѣ—Господъ съ нимъ. Я бы, на его мѣстѣ, иначе повелъ себя, да не мнѣ же его учить, и то сказать!.. Покойной ночи.

Въ темнотѣ своей комнаты, отыскивая коробочку спичекъ, я съ горечью повторилъ про себя:

«Съ согласія графини… Мы не мало смѣялись!..»

XXII.

Становилось черезчуръ душно; не отъ жары, а отъ того воздуха, которымъ дышали въ Villino Ruffi. Все то же statu-duo тянулось изо-дня въ день. Надо было чѣмъ-нибудь его прикончить. Не знаю, выдержалъ ли бы я еще, еслибъ не поѣздка графа съ графиней въ Фьезоле.

Должно быть этой дорогѣ суждено было каждый разъ служить развязкѣ или, по крайнѣй мѣрѣ, приготовленіемъ къ ней.

Графъ два дня сряду приставалъ къ женѣ, приглашая ее отправиться вдвоемъ куда-нибудь въ окрестности. Она предлагала ему общій пикникъ «съ дѣтьми», но онъ упорно держался своего плана и такъ поставилъ этотъ вопросъ, что она согласилась съ видимой неохотой.

Супруги поѣхали въ Фьезоле до обѣда, а я, оставшись одинъ съ Наташей, забылъ на нѣсколько часовъ, гдѣ и какъ мы съ ней живемъ. Задушевная бесѣда съ нею показалось мнѣ точно лебединою пѣснью: я чувствовалъ уже, что не жить мнѣ съ нею больше ни въ Слободскомъ, ни въ городѣ Н., ни въ Москвѣ. А она строила все воздушные замки: какъ мы съ ней будемъ прекрасно проводить время, какъ она заведетъ въ деревнѣ и въ городѣ по школѣ, какъ мы съѣздимъ на зиму въ Петербургъ.

— Папа отпуститъ меня съ вами… Я буду слушать педагогическіе курсы и выдержу экзаменъ. Господи, какъ будетъ хорошо!

Она даже захлопала въ ладоши.

Я не расхолаживалъ ея невинныхъ восторговъ.

Послѣ обѣда явился Рѣзвый и пригласилъ насъ воспользоваться луннымъ вечеромъ и съѣздить въ Colli. Наташа немного попривыкла къ нему, и я видѣлъ, что она не-прочь отъ этой поѣздки. А Коля всюду радъ былъ сопровождать пріятеля своего, зная, что тотъ всегда предложитъ что-нибудь съѣстное.

Къ восьми часамъ вечера коляска подняла насъ на ту платформу подъ церковью, откуда видна вся Флоренція.

— Какъ хорошо! тихо вскрикнула Наташа, подходя къ периламъ.

И въ самомъ дѣлѣ было хорошо…

Мягкій, нѣсколъко дымчатый и теплый свѣтъ луны позволялъ каждому куполу, каждой башнѣ, каждой колоннѣ выдѣлиться и словно вздрагивать въ воздухѣ.

— Вонъ Palazzo Vecchio, вонъ колокольня собора, показывала Наташа. Чудо какъ хоршо, точно въ сказкѣ!

Коля оставался равнодушенъ къ картинѣ: онъ думалъ видно, что будетъ угощеніе мороженымъ въ саду Тиволи.

Слѣва отъ насъ шли по склону оливковыя деревья, и ихъ блѣдная зелень серебрилась подъ лучами луны; а въ промежуткахъ темныя купы бросали рѣзкую тѣнь на покатую луговину. Ярко вставали стѣны виллъ и павильоновъ, тамъ-и-сямъ поднимаясь изъ садовъ.

— Не наглядѣлся-бы! тихо вымолвила Наташа и такъ и застыла на мѣстѣ.

Рѣзвый стоялъ въ десяти шагахъ, безъ шляпы, и задумчиво глядя вдаль.

Я удивился его внезапной сосредоточенности. Онъ долженъ былъ вторить Наташѣ и указывать ей на разныя красоты вида, а онъ недвижимо безмолвствуетъ, да еще руку заложилъ за жилетъ.

Я подошелъ къ нему шага на три, но не заговорилъ; подождалъ, что-то онъ мнѣ самъ скажетъ.

— Николай Иванычъ, почти шепотомъ окликнулъ онъ меня и самъ приблизился ко мнѣ.

Я взглянулъ на него вопросительно.

— Какъ вы думаете, что теперь дѣлается тамъ?

И онъ указалъ рукой прямо отъ себя.

— Въ Фьезолѣ? спросилъ я.

— Да.

— Ничего, я думаю, не дѣлается. Они ужь на возвратномъ пути.

— Ну, а что тамъ происходило часъ тому назадъ?

Не дожидаясь моего отвѣта, онъ пожалъ плечами и покачалъ головой.

Я догадался, что ему сильно не по себѣ и подумалъ: «и ты проходишь черезъ страданія его сіятельства — что же дѣлать.»

Утѣшать его было нечѣмъ, да у меня и языкъ не поворачивался, хоть я и жалѣлъ его.

— Супружескія права! выговорилъ онъ въ волненіи, какое варварство… Вѣдь не правда ли, Николаи Иванычъ, варварство?!

— Надо же кому-нибудь и права имѣть, отшучивался я; но мнѣ все жальче дѣлалось бѣднаго «имянинника».

— Я уже вамъ сказалъ разъ: еслибъ я могъ дѣйствовать, какъ я хочу… Но у меня руки связаны.

«И лучше, что онѣ у тебя связаны», подумалъ я.

— Она, конечно, не такая женщина, чтобы поддаться какому-нибудь насилію…

— Полноте, перебилъ я его и взялъ подъ руку; зачѣмъ же волноваться, коли вы отвѣчаете за нее?

— ДаІ Въ томъ-то дѣло, что отъ женщинъ этой генераціи нельзя ничего требовать!

— Невмѣняемы?

— Невмѣняемы, повторилъ онъ, но такъ глухо и скорбно, что я не сталъ больше шутить.

Леонидъ Петровичъ старался послѣ того занимать Наташу; но фразы у него обрывались. Коля началъ щипать его, на возвратномъ пути, и всячески ему надоѣдалъ; но онъ не отыгрывался и только, отъ времени до времени, грустно улыбался.