Полжизни

— Такъ тяжело, шептала сквозь слезы Наташа, когда не можешь ничего сдѣлать… я никто вамъ не говоритъ настоящей правды!.. Милый мой Николай Иванычъ, я не на васъ жалуюсь, я вижу, что вамъ нельзя иначе говорить со мной… И вы страдаете… Какъ бы намъ было хорошо въ Слободскомъ… мнѣ такъ не хотѣлось ѣхать… Зачѣмъ мы здѣсь будемъ жить; а папа не увезешь теперь!.. Лучше бы ничего не видать, ничего…

Не скоро высохли слезы на блѣдныхъ щекахъ Наташи. Она оправилась, выпрямилась и наивно-милымъ тономъ сказала мнѣ:

— Простите, я больше не буду. Что-жь тутъ дѣлать? Надо молчать. Не оставьте папа… Со мной онъ здѣсь совсѣмъ не говорить.

И точно, въ первый разъ чуть замѣтная морщинка легла у ней на переносицѣ: къ непорочному существу впервые прикоснулась грубая рука жизни.

XXV.

«На очередь» сталъ вопросъ о переселеніи въ Ливорно. Графиня, послѣ сцены съ велосипедомъ, совсѣмъ почти «игнорировала» мое присутствіе. Можетъ быть, она и въ самомъ дѣлѣ: произвела меня въ шпіоны: я не сталъ этого допытываться. Мнѣ было такъ лучше. Графъ тоже успокоился, то-есть вставилъ себя въ футляръ своей прежней исправительной выучки. Глядя на него, я недоумѣвалъ, — порода ли сказывалась въ немъ, или школа графини Варвары Борисовны такъ воспитала его? Я видѣлъ, что онъ уже ничего не добивается, ни о чемъ не допрашиваетъ жену, никого изъ присутствующихъ не подозрѣваетъ, — онъ томительно и сосредоточенно ждетъ. Жена его могла быть имъ отмѣнно довольна. Но эта сдержанность и уклончивость сильно начали тревожить Леонида Петровича. Въ первые дни онъ какъ-будто обрадовался, но потомъ началъ терять равновѣсіе и не разъ обращался ко мнѣ за объясненіями. Я отвѣчалъ ему каждый разъ одно и то же; то есть, что графъ — образумился. Рѣзвый бывалъ не всякій день въ Villino Ruffi. Не думаю, чтобы графъ слѣдилъ за нимъ. Скорѣе онъ предавался разнымъ неразрѣшимымъ вопросамъ насчетъ прошлаго графини. Когда Рѣзвый приходилъ провести вечеръ, графъ не избѣгалъ его; вступалъ съ нимъ охотно въ разговоръ, разспрашивалъ о его занятіяхъ и заграничной жизни. Своей приличностью, сдержанностью и безобидностью, онъ подавлялъ ихъ обоихъ: и графиню, и Рѣзваго, и надо правду сказать, наводилъ на желтый салонъ невыносимую скуку. Увѣренъ, что оба они предпочли бы какой угодно взрывъ этимъ благонамѣреннымъ и прѣснымъ бесѣдамъ.

Вопросъ о морскихъ купаньяхъ былъ рѣшенъ на прогулкѣ въ Cascine.

Мы разсѣлись двумя группами на томъ самомъ мѣстѣ, гдѣ у насъ вышелъ разговоръ съ графиней при свѣтѣ червяковъ.

Мимо проѣзжали барскія коляски, извощичьи фіакры, американскіе кабріолеты.

— Посмотрите, графъ, король ѣдетъ! окликнулъ вдругъ Рѣзвый и указалъ иа двухмѣстный фаэтонъ, проѣзжавшій нескорою рысью. Лошади были гнѣдыя. Ливреи на кучерѣ и лакеѣ темно-зеленыя съ красными воротниками. Въ фаэтонѣ сидѣло двое мужчинъ: тотъ, который сидѣлъ къ нашей сторонѣ—былъ безъ шляпы. Его большая мохнатая голова рѣзко отдѣлялась своими контурами. По полнокровной щекѣ легъ широчайшій нафабренный усъ. Это и былъ король.

— Въ пиджакѣ, замѣтилъ графъ, съ любопытствомъ осматривая фигуру короля.

— Смотри папа, шепнулъ Коля, онъ письмо читаетъ.

Насъ это всѣхъ заинтересовало. И дѣйствительно, король читалъ на прогулкѣ свою корреспонденцію, хотя начинало уже смеркаться.

— И что онъ дѣлаетъ здѣсь въ такую жару! выговорилъ графъ.

— Проѣздомъ въ Туринъ, кажется, доложилъ Рѣзвый.

— А когда ѣдетъ?

— Завтра; я читалъ въ «Gassetta d’ltalia».

— Barbe, онъ намъ даетъ благой примѣръ, произнесъ наставительно графъ; на этой же недѣлѣ пора въ Ливорно.

Фаэтонъ съ темно-зелеными ливреями еще разъ проѣхалъ мимо насъ, что заставило графа почему-то повторить:

— На этой недѣлѣ—въ Ливорно!

Графиня не возражала. Но чего она, конечно, не ожидала — это приглашенія, котораго удостоился Рѣзвый отъ графа.

— Вы куда же купаться, monsieur Рѣзвый? спросилъ онъ его тутъ же. Еще не рѣшили?

— Не совсѣмъ еще, графъ, нѣсколько замялся Леонидъ Петровичъ.

— Да чего же ближе — въ Ливорно? Вѣдь это въ трехъ часахъ ѣзды отсюда. И двинемся всѣ вмѣстѣ.

Графиня, чуть замѣтно, обмѣнялась взглядомъ съ Рѣзвымъ. Тотъ не сразу отвѣтилъ.

— Конечно; боюсь одного, — не жарко ли очень будетъ.

Слушая его я подумалъ: «эй не перетони, — не согласиться тебѣ не позволятъ.

— Вы должны были привыкнуть къ жарѣ, любезно уговаривалъ графъ; а на морѣ всегда есть пріятная свѣжесть…

— Конечно, конечно, повторилъ Рѣзвый.

Онъ былъ настолько юнъ, что не умѣлъ еще сразу справляться съ неожиданностью… да еще такого пріятнаго свойства. Впрочемъ, желалъ-ли онъ пламенно ѣхать въ Ливорно — я не знаю. Быть можетъ, онъ предпочелъ бы дожидаться отъѣзда графа въ другомъ мѣстѣ; но ужь онъ признавался мнѣ не разъ, что у него «руки связаны». Что руководило графомъ? Желаніе выказать себя джентльменомъ, великодушнымъ, образцовымъ мужемъ, въ надеждѣ вызвать неремѣну въ графинѣ, или же разсчетъ имѣть подъ рукой этого «оставленнаго имъ въ покоѣ Кассіо»?..