Ползучий плющ

Возможно ли, чтобы на каком-то подсознательном уровне Антония всегда знала, что Ники не могла оставить эти отметины? Быть может, она боялась, что это был Роберт? Боялась настолько, что не призналась в этом никому, даже полиции?

– Почему ты ему не сказала? – как можно более мягко спросила Триш.

Антония пожала плечами:

– Он не умеет притворяться, и я не могла довериться ему, чтобы он не спугнул Ники раньше, чем я соберу те или иные сведения.

– Ну да. Понятно… по крайней мере, мне кажется, что понятно. Антония?

– Да?

– Полиция никак не намекнула, кто вчера последним видел Шарлотту?

– Разумеется, Ники. – Антония посмотрела на Триш как на круглую дуру. – А до этого Роберт, перед тем как поехал к себе в контору в два тридцать. А перед этим Майк, ее учитель по плаванью. Но из бассейна они ушли около двенадцати, как обычно, так что он не мог увидеть ничего примечательного. Кто это там?

Они обе услышали, как на улице, за закрытыми окнами оживились журналисты.

– Должно быть, Ники, – сказала Триш, различив встревоженный женский голос среди взрыва агрессивных восклицаний журналистов. – Позвать из кухни констебля Дерринг, чтобы она занялась ею?

– Погоди. Я хочу первой поговорить с Ники.

– Но инспектор особо подчеркнул…

– К черту! Я хочу кое-что выяснить, прежде чем она попадет к ним в руки.

Антония вышла из комнаты и тут же вернулась с худенькой светловолосой девушкой.

Триш посмотрела на нее с интересом. Она никогда раньше не видела няню и знала о ней только по раздраженным описаниям Антонии и восторженной болтовне Шарлотты в ночь шевелящихся червяков. По ее словам, Ники тоже отлично умела доказывать, что они не существуют.

Известно было, что ей двадцать один год, но, на взгляд Триш, выглядела она моложе, возможно, из-за своего маленького роста. Пять футов два дюйма, черные джинсы с синим эластичным ремнем и облегающая рубашка-стрейч в синюю и зеленую полоску. Триш стояла слишком далеко, чтобы разглядеть цвет глаз, но они опухли от слез, а кожа под носом была воспалена.

Ее открытое лицо оказалось на удивление бледным для человека, который, если Антония верно описала их домашний распорядок, ежедневно проводил несколько часов на улице. Единственным ярким пятном был ярко-зеленый бархатистый ободок, с помощью которого девушка убрала назад волосы.

– Антония, простите меня, – нерешительно проговорила она, в ее голосе присутствовал чуть слышный северный акцент. – Умоляю, простите меня.

Антония аккуратно закрыла дверь позади них, словно для того, чтобы ни один звук не проник в находившуюся в цокольном этаже кухню, где констебль Дерринг, должно быть, послушно пила чай.

– Даже не пытайся извиняться, – сказала она таким тоном, что Ники сморщилась. – Просто расскажи мне, что произошло.

Ники не ответила. Взгляд ее был тупым и упрямым. Триш удивилась. По описанию Шарлотты она представляла себе более умную и чувствительную девушку.

– Ну, не молчи, – нетерпеливо проговорила Антония. – Просто смешно притворяться. Полиция, может, и проглотила твою историю про бесследное исчезновение Шарлотты, но со мной этот номер не пройдет. Я хочу знать, что именно вчера произошло.

– Но, Антония, я ничего не скрываю, – сказала Ники, обретя дар речи, и, как только заговорила, впечатление туповатости исчезло. – Я вчера рассказала Роберту, что в точности случилось, и сегодня все утро говорила об этом в полиции: я оказывала помощь другому ребенку, а когда закончила, то увидела, что Шарлотты нет.

– Совершенно незнакомому? Ты отвернулась от Шарлотты, за которую несла полную ответственность, и подвергла ее страшному риску, чтобы помочь ребенку, которого никогда в жизни не видела? Я не верю, что даже ты могла так поступить.

Триш украдкой глянула на Антонию. Такая неприкрытая враждебность была не лучшим способом получить от Ники информацию.

– Антония… – начала было Триш и не получила никакого ответа.

– Мне пришлось, Антония. Он был совсем один. Такой маленький, и у него текла кровь. И он был напуган. Шарлотта была в безопасности…

– Отнюдь нет, если судить по твоей истории. Как раз наоборот.

– Нет, – со страстью сказала Ники, ее голос задрожал. – Не было никаких причин думать, что с ней может что-то случиться. Там были другие дети. Никто за ними не смотрел. – До этого она достала из кармана джинсов использованный бумажный носовой платок и крутила в руках, разрывая его и роняя маленькие грязные шарики сероватой салфетки на чистый кремовый ковер, как бусинки разорванного ожерелья. – Вы должны верить мне, Антония. Я ничего не видела

– Потому что постаралась не видеть, не так ли? Может, плач другого ребенка был сигналом? Или уловкой, чтобы отвлечь внимание окружающих, пока похищали Шарлотту? Так все было? Давай же, Ники, отвечай. В конце концов тебе придется мне рассказать. Так что вполне можешь сделать это сейчас.

– Но мне нечего рассказывать! Я уже описала полицейским все, что случилось. Почему вы мне не верите?

Ники побледнела еще сильнее, а краснота вокруг глаз и под носом проступила как знаки вины; ее непрерывно двигающиеся руки дрожали.

– Антония, – вступила Триш, – мне кажется…