Грейс так явно сконфузилась, что подруга улыбнулась.
– Ма, помнишь ту юбку горчичного цвета, которую мы купили в надежде немного выпустить швы? Она висит в гардеробе больше года, и у нас до нее руки не дошли. Можно отдать ее Грейс, ее талия не намного уже моей. Подхватим юбку поясом, и будет прекрасно держаться.
Грейс в который раз была ошеломлена добротой этих людей. Она поблагодарила. Но напомнила, что у нее есть прекрасная темно-зеленая юбка, которую можно носить с кардиганом. И на этом вопрос был закрыт.
Вечером Грейс, Салли и Роуз пошли в кино. Совсем как в старые времена. Когда картина «Сорок девятая параллель»[14]
закончилась, они зашли в будку механика и помогли отцу Салли все убрать и закрыть.– Остановись, непокорное сердце…
Салли притворилась, будто падает в обморок.
– Отец, если я не могу выйти за Лесли Говарда, значит, никогда не пойду к алтарю!
– А что случилось с Джимми Стюартом? – съязвила Роуз.
Салли окинула подругу делано яростным взглядом.
– Почему жизнь так сложна?!
– Как насчет мужчины, у которого не только смазливое лицо? – присоединилась Грейс к шутливой перепалке.
– Не только?! – потрясенно воскликнули Салли и Роуз.
– Никак вам опять по четырнадцать, леди? – хмыкнул мистер Бруэр. – Лучше пойдем, проводим Роуз домой.
Девушка пыталась спорить, но он был неумолим.
– Не знаю, кого можно встретить при этом затемнении. И потом, а вдруг ты споткнешься и упадешь?
На это вразумительного ответа не нашлось.
Вернувшись к Бруэрам, Грейс вынула конверт, в который положила письма, вышла на кухню, где мама Салли варила какао, и спросила, нельзя ли посидеть здесь и почитать письма.
– Конечно, дорогая. Только не засиживайся допоздна.
Миссис Бруэр разлила какао и погнала Салли спать.
– Не бойся разбудить нашу дочь, когда будешь ложиться. Она спит даже во время бомбежек.
Оставшись одна, Грейс открыла конверт, вынула другое письмо и стала читать. Почерк был очень странным в сравнении с современными письмами, и целые слова выцвели и исчезли с течением времени. Сначала ей было не по себе. Мучили угрызения совести из-за того, что она так бесцеремонно влезает в чужую жизнь. Но что ни говори, а автор письма, тетя Фран, как и получатель – Меган, были мертвы.
Она молча извинилась перед ними за то, что прочитала письмо, написанное в 1916 году.
Значит, когда письмо писали, Меган была «милой маленькой девочкой».
Грейс вспомнила сестру. Ей тогда было лет одиннадцать, и она была несчастлива, не зная, вернется ли отец.
Грейс старалась отгадать стершиеся слова по общему содержанию, и, кажется, ей это удавалось.
Видимо, отец был не слишком хорошим человеком, подумала она, и вовсе не таким, за которого следовало бы выходить приличной девушке вроде Маргарет Харди. Словно на свете существовало два Джона Патерсона…
Она схватила письмо, жалея, что вообще его читала, и сунула в конверт. И решила, что больше не дотронется ни до одного. Но вместо того чтобы проскользнуть в спальню, которую делила с Салли, осталась за столом. Для того чтобы сэкономить электричество, она зажгла свечу и прочитала письмо, лежавшее в самой глубине конверта. Она была довольна, что прочитала письмо, немного прояснившее историю ее жизни. Но информации по-прежнему было недостаточно, оставались дыры, которые, как она чувствовала, никогда не будут полностью заполнены.
Письмо, написанное черными чернилами и прекрасным почерком, было датировано 19 августа 1927 года. Писала начальница приюта в городке вблизи Глазго. Становилось болезненно очевидным, что она и Меган переписывались раньше.