Помеченная звездами

Друзья Наталии и Мартина, в том числе старинная подруга Наталии, мадам Коэн, которая прилетела из Парижа, сидели за лучшими столами и болтали. Они потягивали «мимозы» и «кир рояли»,[3] в то время как на детском столе стояла шипучка из корнеплодов и кола. Мальчики потягивали лимонад через соломинки.

— Вот болваны! — обратилась Мэри к Эльв.

У нее не было ни внутреннего цензора, ни страха перед взрослыми. Ей совершенно не хотелось сидеть за одним столом с дурно воспитанными сопляками.

— Наверное, взрослые решили, что с мальчишками нам будет веселее, — как всегда, разумно заметила Мег. — Здесь больше нет наших ровесников.

— Они нам не ровесники, — возразила Мэри. — Они дети. В двух странах из трех мы уже были бы замужем. Ну разве что кроме Клэр. У нас уже были бы свои дети.

Пока сестры Стори размышляли над ее словами, Эльв попросила официанта унести хлебную корзинку. Смертные подсунули ломти хлеба в их детские одеяльца, чтобы отпугнуть фей. В большинстве сказок феи крадут младенцев смертных, но на Найтингейл-лейн случилось наоборот.

Мальчики перебрались под стол и начали играть в покер на зубочистки.

— Фу! Какая вульгарность, — вздохнула Мэри. — Весь этот бал — пустая трата денег.

Экстравагантность праздника была ей не по душе. На рождественских каникулах она работала на стройке «Жилья для человечества»[4] в Коста-Рике.

— Ваши бабушка и дедушка могли пожертвовать деньги Красному Кресту или Американскому обществу борьбы с раковыми заболеваниями и спасти жизни, но вместо этого все пляшут ча-ча-ча.

— А по-моему, это романтично, — заметила Мег. — Пятьдесят лет вместе.

— А по-моему, просто мерзко, — отрезала Мэри. — Я никогда не выйду замуж.

Девочки посмотрели на Эльв.

— Только любовь имеет значение, — сказала она. — Настоящая любовь, которая выворачивает душу наизнанку.

Прозвучало не слишком привлекательно. Наверное, это больно; сплошная кровь, кости и пытки. Но никому не хватило мужества узнать подробнее, даже сварливой Мэри Фокс. Девочки пристально смотрели на Эльв, и каждой хотелось стать ею хотя бы на мгновение, а лучше на целый день.

В конце ужина принесли тарелочки с птифурами, покрытыми глазурью пастельных цветов: зеленой, желтой, розовой и светло-голубой, почти как платье Клэр.

Мэри наморщила носик.

— Жиры и углеводы, — заявила она и предпочла замороженный йогурт.

Эльв надела свитер, хотя в комнате было тепло. Официант крутился у стола, старался подойти поближе, дышал ей в волосы, смотрел, как на знакомую.

— Что вам нужно? — спросила Мэри Фокс.

— Не говори с ним, — предостерегла Эльв.

Клэр деловито собирала пирожные в салфетку.

Взрослые, воодушевленные спиртным, перешли к танцам. Даже рафинированная мадам Коэн, которая пугала сестер Стори откровенными вопросами, танцевала с дедушкой Мартином. Мальчики вылезли из-под стола и молотили по птифурам стаканами для воды. Раздавив очередной птифур, они орали «Ура!» на редкость мерзкими голосами.

Эльв не обращала на них ни малейшего внимания, даже когда они стащили пирожные с ее тарелки. В мире фей умирала старая королева, она прожила тысячу лет. Она призвала к себе Эльв. «Кто самая отважная из трех? Лишь та, что не страшится зла, достойна. Она одна последует за мной и станет нашей королевой».

Матери приглашенных девочек наслаждались мартини и обсуждали свои разводы. И правда, почему не проявить отвагу? Самое подходящее время, чтобы сбежать. Город ждет, и сестры Стори могут прогуляться по Манхэттену одни — редкая удача. Они взяли Мэри с собой. Все-таки она их двоюродная сестра, хотя слишком серьезная и строгая. Она расположила их к себе, предложив «по-тихому смыться». Такая наивная и простая! Они посмеялись и потащили ее на улицу.

Девочки проскользнули мимо швейцара и метнулись в парк. Смеялись все, даже Мэри, которая никогда раньше не переходила дорогу в неположенном месте.

— Нас арестуют! — завопила она, но перебежала через улицу, даже не посмотрев по сторонам.

Девочки любили Нью-Йорк, его белесый дневной свет, каменные стены вокруг парка, блистательную свободу. Они вскинули руки вверх и закружились. Они кричали «Аллилуйя!» во всю глотку, даже Мэри, которая разочаровалась в религии в пять лет.

Успокоившись, девочки заметили, что Эльв нет рядом. Она брела к лошадям. У некоторых на шеях висели гирлянды из искусственных цветов. На глазах у них были шоры, на спинах — тяжелые шерстяные попоны. Лошади выглядели пыльными, как будто проводили ночи в гараже, а не в конюшне. Воняло конским потом и бензином. Остальные девочки с радостью сбежали бы по лестнице и направились в зоопарк или к фонтану, но Эльв медлила, разглядывая лошадей. Ее посещали необычные мысли. Она замечала то, что было недоступно другим. Когда она щурилась, то видела все зло мира, как и говорила королева. Как будто чернильная мгла висела между землей и небом.