Помеченный на удаление

— Вроде как всё просто. Попадает в чужие руки сам аппарат — попадает и информация.

— Это недопустимо. Я не могу выпустить комплекс на войсковые испытания за пределами территории протектората без выполнения комплекса обязательных мероприятий.

— Каких мероприятий?

— По недопущению попадания собранной комплексом информации в руки противника.

— А что можно сделать, если самолет по каким-то причинам не вернется? Не взрывать же его?

— Весь можно не взрывать. Только те узлы, которые носят гриф «секретно» и выше. И, естественно, носители информации. Да, и обязательно надо предусмотреть механизм, прекращающий полет самолета, потерявшего управление.

— Хорошо, мы подумаем. Просто сейчас мы уезжаем на испытания, а потом займемся вашей проблемой.

— Испытаний не будет, пока вы не решите проблему полностью и не сдадите систему аварийного подрыва объекта нашей комиссии.

Капитан был непреклонен, ссылаясь на какие-то секретные руководящие документы, показать которые он не может, но добиваться выполнения будет обязательно. Красовский пытался жаловаться, но заказчики распорядились соглашаться и делать. И, по возможности, побыстрее.

Проще всего решилось с носителями информации. В применяемых фотоаппаратах карточки памяти стояли рядом со штатным аккумулятором, который на борту не использовался — камеры кормились от бортового питания. Поэтому на место аккумуляторов устанавливали миниатюрное взрывное устройство, мощности которого хватало необратимо повредить карточку. Под электронные узлы тоже заложили заряды, небольшие, но достаточно мощные. Автоматика подрыва срабатывала при попытке открыть фотоотсек, если открывающий предварительно не снял систему с боевого взвода.

Сложнее всего оказалось предотвратить вышедший из-под контроля полет самолета. В плотно набитом аппаратурой фюзеляже оказалось не так просто найти место под достаточно мощный заряд. Крутили так и эдак, в итоге заполнили пластидом трубки, с помощью которых стыковались консоли крыла.

Комиссия по защищенности информации состояла из Угрюмова и двух немолодых старших лейтенантов. Они походили вокруг представленных макетов, поцокали языками, потыкали пальцами, потом долго листали какую-то прошитую нитками толстую тетрадь, которую принесли с собой в специальном портфеле. Кивнули и сказали, что можно начинать.

Испытывали за городом, на полигоне, где учили саперов. Видимо, раньше на этом месте был карьер, а когда песок весь выбрали, в образовавшейся огромной яме обосновались взрывники. В одном углу были расставлены посеченные околками, перекореженные остатки техники, от джипа до бронетранспортера, в другом — построены фрагменты грунтовки, асфальтированного полотна и даже полсотни метров железной дороги. Вырванные куски рельсов и небрежно заделанные ямы показывали, для чего это все было нужно.

Егор вспомнил, что железных дорог в этом мире ровно две, и усмехнулся. Интересно, Орден так же готовит своих диверсантов?

Сперва проверяли уничтожение носителей информации. В неисправную фотокамеру поместили карточку памяти и взрывоопасный заменитель аккумулятора. Положили камеру на торец врытого в землю вертикально рельса, застелили брезентом землю радиусе метров пяти и подали команду на уничтожение. Бахнуло как-то несерьезно, словно сработала средних размеров петарда. Камера вздулась с одной стороны, ошметки разлетелись по брезенту. От карточки памяти нашли только вмятую посередине плату с осколками микросхем. Члены комиссии замерили найденные кусочки, занесли цифры в протокол и высказали готовность смотреть дальше.

Электронный блок навигации уничтожили аналогично. Взрыв был посильнее, платы покорежило и снесло с них большую часть компонентов. Защитники секретов снова покивали и распорядились взрывать самолет.

По этому поводу накануне ругались особенно ожесточенно. Комиссии хотелось увидеть взрыв полностью укомплектованного целого беспилотника в полете, а разработчикам было попросту жаль убивать живой, ни в чем не повинный аэроплан. Да и сделано их было не так много.

В результате договорились подорвать на земле поврежденный при посадке планер одного из первых «Альбатросов». Центроплан разрушился полностью, внешние части консолей и половинки фюзеляжа разлетелись в разные стороны. Двигатель достигал земли одним куском, но он не был секретным. Угрюмов со товарищи признали, что получивший такие повреждения самолет никуда улететь не способен, и подписал акт. Формальных препятствий для первой боевой работы «Альбатроса» не осталось.

Когда «Русалка» отошла от Берегового достаточно, представителей КБ попросили собраться в кают-компании. Расселись вокруг стола и только начали делиться первыми впечатлениями от морского путешествия, как вошел немолодой флотский офицер. Невысокого роста, поджарый.