Наконец подали трап. Подогнавший его черный, как смола, негр стоял на бетоне и, задрав голову, рассматривал кажущийся безжизненным самолет. Вскоре прибыли две машины – черный лимузин и микроавтобус, и Морозов, присмотревшись, обнаружил на лимузине российские флажки. Машина, похоже, была посольская. Из лимузина вышли двое мужчин – один постарше, другой моложе – и поднялись по трапу в салон самолета. Они, наверное, были главными распорядителями здесь, с ними Морозов должен был иметь дело, но едва доктор двинулся в их сторону, как Хатыгов проявил ненужную инициативу, увлек гостей к себе и принялся что-то обсуждать с ними, и Морозов вдруг почувствовал себя брошенным и ненужным.
Хатыгов же, словно ничего и не произошло, подошел к Морозову через несколько минут, сказал будничным голосом:
– Едем, Виталий Викторович.
– Куда? – дерзко блеснул очами уязвленный Морозов.
Но Хатыгов его интонацию, казалось, не прочувствовал, пояснил без каких-либо подробностей:
– Там все приготовили.
Быстро, за три минуты, погрузились в микроавтобус, и Хатыгов тоже сел в микроавтобус, а не в лимузин, хотя поначалу Морозов думал, что этот индюк иначе как в лимузине свою поездку не представляет, но невелика, видимо, была шишка, не пустили его в шикарный салон посольской машины, и Морозов с удивлением обнаружил, что злорадствует по этому поводу.
Не было ни пограничного, ни таможенного контроля. Заспанный негр поднял полосатый шлагбаум, и машины вырулили на шоссе, ведущее к городу. Аэропорт и город были расположены совсем рядом, через десять минут Морозов увидел белые с плоскими крышами дома под раскидистыми пальмами, африканцев, которые, несмотря на ранний час, шли по мостовой. Морозов через стекло рассматривал чужую жизнь. Он никогда не был в Африке и вообще ни разу за границу не выезжал, а теперь испытывал что-то вроде потрясения, отчего и тревога, довлеющая над ним последние сутки, отступила на время.
Промелькнула за окном женщина, несущая на голове корзину. Молодой негр шел по мостовой, пританцовывая, и ни у кого из прохожих это не вызывало ни малейшего любопытства. Мелькнули распахнутые ворота, а за ними, в глубине тенистого двора – большой дом и белоснежный «Мерседес» у входа. Картинки из чужой жизни сменялись стремительно, как в калейдоскопе, и Морозов от этой частой смены уже успел немного утомиться, как вдруг дома исчезли, улица осталась где-то позади, и Морозов увидел море, небольшую пристань и множество катеров у этой пристани.
Машины остановились, Хатыгов выскочил из микроавтобуса первым. Те, из лимузина, тоже вышли, перекинулись с Хатыговым парой фраз, и он, заглянув в салон, скомандовал:
– На выход!
Он к своим пацанам конечно же обращался, но Морозов это принял и на свой счет, и его покоробило то, что Хатыгов все явственнее брал инициативу на себя. Морозов не любил ничего подобного.
Их уже, оказывается, поджидал катер. Молодой африканец с обнаженным мускулистым торсом переминался на палубе с ноги на ногу. Хатыговские парни быстро перенесли свой багаж из машины на катер, и чемодан Морозова захватили тоже. Те двое, которые приехали на лимузине, невозмутимо наблюдали за происходящим. И лишь лениво махнули в ответ, когда Хатыгов с ними попрощался и катер отошел от причала.
Солнце поднялось над водой и позолотило спокойную гладь океана. Хатыгов откуда-то из недр сумки извлек солнцезащитные очки, водрузил их себе на нос, и его пацаны тотчас же сделали то же самое. Они по-прежнему старательно изображали из себя крутых ребят, но цену им Морозов уже знал и, подавив вздох, отвернулся. Его подмывало спросить, куда они направляются сейчас, но он не мог себя пересилить, слишком неприятен был ему Хатыгов, да и его спутники тоже. Так и плыли – ни словом не перекинулись друг с другом, а вскоре и вовсе разделились. Хатыговские парни ушли в рубку, в тень, а наверху остались лишь Морозов, Хатыгов да африканец, молчаливо прокладывающий по глади океана одному ему известный курс.
Примерно через час Хатыгов принес невесть откуда появившуюся карту, подошел к африканцу и принялся что-то обсуждать с ним на английском языке. Африканец, похоже, в карте был не силен, и Хатыгов – это было явно видно – нервничал. «Ты рано разнервничался, дружок, – подумал Морозов со вновь проснувшимся злорадством. – Все еще у тебя впереди. Все неприятности». Хатыгов все-таки что-то втолковал негру и отошел, вытирая пот со лба.
– Трудности? – осведомился доктор с лицемерной участливостью.
– Нет, все нормально, разобрались, – ответил Хатыгов, напуская на себя равнодушный вид.
– Куда плывем? – наконец-то спросил Морозов.
– К острову.
– К тому самому?
– Да.
Хатыгов скользнул по лицу собеседника взглядом и усмехнулся.
– Да вы не переживайте, право слово. Все будет хорошо.
Он в темных очках, наверное, сам себе казался суперменом. Морозов отвел взгляд, проклиная в душе и Хатыгова, и Бородина, и самого себя.
Африканец вдруг что-то гортанно выкрикнул и показал рукой вперед.
– Что? – напрягся Хатыгов. – Уже остров?