Добрая женщина наклонилась к собаке, та отвлеклась, чтобы лизнуть ее руку, и выпустила из пасти ногу молодого человека. Лазарчук воспользовался моментом и предельно укоротил поводок, намотав его на свою руку.
– Гав, – обиженно сказала собака и щелкнула зубами огорчительно далеко от проворно отползающей жертвы.
Покусанный Полосухин полз в другую сторону, но я все-таки велела Ирке:
– Дверь закрой и никого не впускай! – а сама решительно шагнула в комнату.
– В уличной обуви-то зачем, надо бы тапочки… – заволновалась добропорядочная соседка, семеня вслед за мной.
Сама Жанна Дмитриевна как раз была в домашних тапках.
– Будут им и тапки, и гроб с музыкой, – пообещала я и, бешено оглядевшись, ринулась в дальний угол.
Там за шкафом пыталась спрятаться чернокосая дивчина. Втиснувшись в угол, как наказанная, она закрывала лицо руками и нервно тряслась. Худые плечи крупно вздрагивали, коса на спине подпрыгивала.
Я бесцеремонно ухватила ее за локоть и развернула лицом к публике.
– Ой, а это кто? – растерялась Жанна Дмитриевна.
И наступил мой звездный миг.
Дамский любительский сыск показательно восторжествовал над профессиональным!
– Позвольте представить, дамы и господа: перед вами Валентина Антиповец! – голосом конферансье произнесла я.
И гром аплодисментов отчасти заменил стук отпавших челюстей.
– А вот если клубничный пломбир смешать со сливочным, то что получится? – спросил не то Масяня, не то Манюня.
Давно стемнело, стол в саду освещали огарки свечек, и в полумраке и подшофе я уже не различала башибузуков.
Они же близнецы, их даже на трезвую голову и при свете дня только мама с папой уверенно идентифицируют.
– Клубника со сливками будет, – Ирка сунула в протянутые детские руки две миски с подтаявшим мороженым и широким жестом благословила башибузуков на эксперименты.
Маленькие ножки протопали по дорожке, в темной громаде дома прорезался и с хлопком исчез светлый прямоугольник двери.
– Все, лишние уши убежали, – с облегчением выдохнула подруга. – Давайте теперь наконец разложим все по полочкам…
– Чур, со стола убираю не я! – вскинулся Лазарчук, неправильно поняв сказанное.
– Не ты, – великодушно разрешила Ирка. – Ты сегодня даже посуду не моешь. Тебе нельзя, ты можешь разбить мои тарелки из японского фарфора. У тебя же, наверное, до сих пор руки трясутся, – и она ехидненько захихикала. – Ой, какие глаза у тебя были, Сереженька, когда я баночку об пол хлопнула!
– Кто же знал, что при ударе о цементный пол стеклянная баночка убедительно имитирует выстрел, – проворчал пристыженный полковник.
– А какие глаза у него были, когда ты сказала: «Знакомьтесь – это Валентина Антиповец»! – не унялась подруга. – Логунова, ты знаешь, как я тебя люблю? Умыла, умыла надменных профи сыскного дела! Наконец-то!
– Чего умыла-то? Я этим делом не занимался, – возразил Лазарчук. – Вот следователю – тому да, плеснули холодной водичкой в физиономию. Хотя он утерся и только порадовался, что сложное дело благополучно раскрыто. Вы же не думаете, что лично вам кто-то спасибо скажет? Нет, все лавры получит этот Игнатов.
– Лично мне не нужно лавров, достаточно чувства глубокого морального удовлетворения, – сказала я.
– Удовлетвори уже и меня, – попросила подруга. – Расскажи все по порядку, а то цельная картина не складывается, не хватает отдельных мелких пазлов. Как, например, ты поняла, что Лида – это Вика? И, главное, когда ты это поняла? Вечером вроде бы еще не знала этого, а утром уже оказалась в курсе…
В Иркином голосе прозвучали нотки обиды. Ей не понравилось, что я не поделилась с ней своим внезапным знанием заранее.
– Я не хотела тебе говорить, потому что сама не была уверена, – призналась я. – Уж больно дико выглядела мысль, что покойница Валентина живее всех живых.
– Но как она вообще у тебя возникла, эта дикая мысль?
– Ну, ночью мне не спалось, я лежала и думала…
– Об этом деле?
– Нет, о сумках. Помнишь, когда мы смотрели историю покупок по карте Валентины, там были классные сумки?
– Большие, прочные, из натуральной кожи – все, как я люблю, – поддакнула Ирка. – И что?
– А то, что сумок было две! – я подняла указательный палец, подчеркивая глубину этой мысли.
По лицам присутствующих поняла, что подчеркивание не помогло, и добавила к указательному пальцу средний – получилась пара рожек:
– Две одинаковые сумки! Зачем? Я стала думать: понятно, зачем две пары кроссовок, – чтобы примерить обе и купить подходящие по размеру, но зачем две одинаковых сумки?
– И что? – поторопила меня подруга.
– И то, что, подумав о кроссовках, я вспомнила: их было не две, а три пары! – я выпустила из кулака еще и безымянный палец и потрясла в воздухе получившейся вилкой в три зубца. – И, что особенно примечательно, Валентина все три пары купила!
– Размера тридцать восемь, тридцать девять и сорок один, – припомнила Ирка.
– Тридцать восьмой у Ани, и эта пара досталась ей. А две другие – отнюдь не смежных размеров, тридцать девятого и сорок первого, кому?
– Кому? – эхом повторила подруга.
– Я стала придумывать сюжет, который их объединил бы, и вот что у меня получилось…