Помереть не трудно (СИ)

Дверь лимузина беззвучно распахнулась, открывая сумрачные недра. В них угадывались высокие, с начищенными до блеска голенищами сапоги, рядом — тяжелая трость, дальше шел чёрный с серебряным позументом бархатный камзол, а ещё выше — бледное, почти призрачное лицо. Бесцветные волосы были убраны назад и стянуты то ли в косицу, то ли в хвост, в ухе покачивалась серьга с редким, грушевидной огранки бриллиантом.

Но не это главное. По особенной неподвижности, бескровности черт можно было сказать, что незнакомец ужасно, невообразимо стар.

Из салона пахло дорогим парфюмом, горячими щипцами для завивки волос и коньяком. Сам же пришелец не пах почти ничем. Немного пыли, немного сухой кожи. Как старинный пергамент, который хранится в музее, в специальном, заполненном вакуумом ящике.

— Князь.

Не обращая внимания на возможных свидетелей, Алекс упал на одно колено, прижав правую руку к сердцу.

— Князь.

Владимир сделал то же самое, с одним отличием: правой рукой он опирался на молот.

Почувствовав, нежели услышав, немой приказ шефа, я повторил действия дознавателей.

Вышло у меня не так ловко и непринуждённо, как у них. Но я старался: незнакомец произвёл на меня впечатление. И запахом древних забытых эпох, и надменной осанкой, а более всего — глазами.

Такие же бесцветные, как мои, они таили в себе невероятную мощь. Казалось, если их хозяин разозлится — запросто выпустят лазерные лучи, как в старых комиксах про Супермена.

— Ну и затеяли вы бучу, — голос князя шелестел, как чешуя рептилии по холодным камням. — Взбаламутили наш тихий пруд. Не на то я рассчитывал.

— У нас всё под контролем, — наконец тихо, словно бы себе под нос, сказал Алекс. — У меня есть план.

— Добро. Делай, что должно, — слова упали веско, как гири на прилавок продовольственного магазина. — Время тебе — до полуночи.

Дверь лимузина беззвучно закрылась и тот сразу двинулся с места — я не услышал даже шепота двигателя. Словно бы автомобиль, содержащий в себе загадочного незнакомца, и вправду был призраком.

Господа дознаватели ещё секунд тридцать оставались в тех же подчинённых позах, и лишь потом разогнулись.

— Что это такое было? — отряхнув изрядно помятые брюки, я с удивлением поглядел на шефа.

— Явление Великого князя Скопина-Шуйского простому народу.

Когда Алекс называл Светлым князем стригоя Неясыть, в его голосе слышались нотки иронии. Чуть заметной снисходительности — словно бы мы, все, согласились играть в детскую игру, и он лишь придерживается правил.

Сейчас в его голосе было неподдельное уважение и восхищение, а иронические слова должны были скрыть трепет, который Алекс — Алекс! — испытал перед дряхлым призраком в лимузине.

— Но что это значит?

— Нужно выпить, — обратился шеф к Владимиру, игнорируя мой вопрос.

— Я знаю одно местечко, — кивнул тот. — Здесь недалеко.

Мы свернули в небольшой переулок, прошли мимо старушек, занимавших ранние посты на скамейках — Владимир церемонно раскланялся; вошли в пахнущий детьми и собаками подъезд многоквартирной хрущевки, поднялись на третий этаж, где московский дознаватель открыл бронированную дверь своим ключом.

— Конспиративная квартира, — пояснил он на наши недоумённые взгляды, закрывая вторую, внутреннюю дверь и защелкивая по очереди четыре замка. — Стараюсь в каждом районе иметь подобное логово — мало ли, что может случиться… Проходите, чувствуйте себя, как дома.

— Но не забывайте, что в гостях, — пробормотал Алекс. Я понял, что он тоже находится под впечатлением.

— Тут шесть комнат, — продолжал Владимир, идя перед нами по коридору и распахивая, одну за другой, двустворчатые двери. — Я выкупил весь этаж. Остальные двери на площадке, разумеется, фальшивые.

— И почему мы в Петербурге не завели себе такой роскоши? — спросил Алекс, разглядывая интерьеры в стиле довоенной номенклатуры. — Как было бы удобно: не надо возвращаться под утро с другого конца города… Пришел, принял душ, выпил водочки — и снова человек.

— Думаю, девчонки будут против, — сказал я. — Они не очень-то жалуют, когда с утра напиваются.

Я с интересом разглядывал интерьеры.

Тут были и крашеные серой канцелярской краской стены. И стол, обитый старым вытертым плюшем, а на нём — зелёного стекла, как у самого товарища Ленина, лампа; и красный палас на полу, и даже фикус с широкими лопастеобразными листьями. Почти целую комнату занимал исполинский деревянный секретер с множеством отделений, для хранения документации…

— Сам по комиссионкам бегал, — с затаённой гордостью поведал Владимир. — Все предметы — настоящие. Вот этот стул, например, принадлежал Осе Бродскому.

Мы с шефом посмотрели на невзрачную, изрубленную по краю ножом табуретку с овальным отверстием в центре сиденья, и на всякий случай уважительно ахнули.

Кухня была под стать квартире. На окнах — белоснежные занавески в мелкий голубой цветочек и весёленькую надпись «Миндзрав». Вместо плиты — настоящий примус, а холодильник я не сразу опознал в небольшом овальном гробчике с надписью «Зил».