Помещик. Том 2. Новик

— Да, — улыбнулся Афанасий, — если бы ее проклятья сбывались, то десятник там же на лавочке в жутких мучениях и издох. И Андрейка с ним. И почитай еще добрая половина города, включая собак, кошек, крыс и прочих тварей небесных.

— Любит она языком потрепать… да… А что не так-то? Что ты прибежал?

— Они по Андрейкину душу. Током не поболтать. В Москву зачем-то повезут. Мню не пряники вкушать.

— Да идишь ты!

— А то, что с воинами прибыл — силой брать станут, коли противится начнет. Верно до Государя нашего его озорства дошли.

— Беда… беда… — покачал головой Агафон, барыши которого стремительно начали скрываться за горизонтом. Прямо язык показали. Посмеялись. И побежали, весело виляя жопкой.

— Мне сказали в городе быть. Как возвернуться с поместья, с ними поеду. — тяжело вздохнул Афанасий и покачал головой. — Ох грехи мои тяжкие.

— Да ты не кручинься, я за домом твоим присмотрю. Да и за церковью всем миром присмотрим. Чай не звери дикие, все понимаем.

— Как бы и тебя тоже не поволокли. — тяжело вздохнув, заметил Афанасий. — Вновь людей расспрашивают. Вновь носом роют. И про краску, мню, и про иное. Государь наш верно осерчал.

— Грозные десятник?

— Да как сказать. На вид — ласковый, улыбчивый. Говорит, словно стелет перину пуховую. Да только глаза холодные.

— Андрейку бы предупредить. — покачав головой заметил купец.

— Ой не связывался бы ты…

— А чего связываться? — грустно спросил Агафон. — Мне из города все одно надо куда-то на время затеряться. Вот его заодно и предупрежу. Он ведь и сам хотел, чтобы я ему сена привез. Оно хуже не будет. Да уж. Дела… А ты случаем не ведаешь, когда они ко мне пойдут?

— Как не ведать? Ведаю. Они ныне Кондрата, Федота и Акима опрашивают. Потом за тех воинов, коим Андрей через Кондрата меринов подарил. В обход старшин. Где это видано? Ох охальники… ох порубит их буйны головушки царь-государь…

— А при чем тут старшины?! Они бы поделили стервецы! — погрозил кулаком возмутившийся Агафон. — Вон как поместье Петра покойного поделили, так и это тут. Ни кола, ни двора не оставили. Все растащили. Всех увели. А ведь обещались его в целости Андрейке передать. Су…! Лгуны! Обманщики!

— Ты поосторожнее со словами, — одернул его Афанасий. — И не за такое на дыбу поднимали.

— Правильно Андрейка сделал. У меня бы духу не хватило. А он — молодец. Коли бы по прошлому лету полк наш весь конный да оружный был, то и купцы потерь понесли немного. И народишка меньше побило. И землицу так не разорили. А то ни боя принять толком, ни супостата остановить. Мы едва ноги унесли. И много ценного лишились. А эти, вояки, вперед нас пятками сверкали. И я их понимаю. Когда у тебя на весь полк всего несколько десятков готовы воевать, то и не так побежишь. Твари… — прорычал Агафон, который по прошлому лету понес большие убытки.

— На все воля божья! — философски заметил Афанасий с максимально примирительным тоном. Ему то, куда пошел этот разговор, совершенно не нравилось.

— Вот и я о том глаголю! Будь я проклят, если Андрейка коней не по Божьему провидению в дар воинам, что нуждались, преподнес. Ибо видит, видит Всевышний наши страдания! Слышит наши молитвы!

— Истинно так, — перекрестился Афанасий, немного скривившись. Ему эта трактовка очень не нравилась. Но, к своему сожалению, он слышал ее слишком часто от прихожан последние дни. Не только поместным дворянам, которым перепало по мерину, но и простым горожанам понравился поступок Андрея. Ибо от крепости городового полка зависело их жизнь с благополучием.

Здравое зерно в этих рассуждениях было. Но старшинам такой вариант не нравился совершенно. А воевода так и вообще за голову хватался, поняв, что вляпался в дерьмо, которое ему оставил по наследству предыдущий временщик. Из-за чего, по мнению священника, усугублялось недовольство народишки командным составом. А так и до бунта недалеко…

Еще немного поболтали, и отец Афанасий удалился. Он не хотел, отходить на долгое время от церкви и дома. Уже ведь трижды его выдергивали к воеводе. И каждый раз что-то интересное, что-то новое. А упускать что-то в этой истории он не хотел совершенно. Ибо чревато…

И надо же было такому случиться, что в воротах подворья купца они встретили того самого десятника.

— Мир тесен, отче, — вполне жизнерадостно произнес десятник и искренне улыбнулся. — Что тебя привело отче в гости к уважаемому купцу?

— Так… это… — растерялся священник, отчетливо испугавшись.

— Я за ним посылал, — нашелся Агафон. — Мне по делам торговым нужно отбыть из города. Вот и решил посоветоваться с отцом Афанасием о душеспасении. В какой день к нему на исповедь да причастие прийти. Как лучше поступить. И можно ли как грехи свои замолить, ежели неделю иную без причастия останусь.

— Это отрадно слышать! — расплылся в издевательской улыбке десятник. — Душеспасение — это то, о чем мы все должны заботится с особым радением.

Повисла тяжелая пауза.

— Я поговорить хочу с тобой, — нарушил ее десятник, обращаясь к купцу.

— О чем же, мил человек?

— Как ты докатался до жизни такой, — усмехнулся десятник. — Али как мне объяснишь, что гостя в дверях держите?