Но если кто-то думает, что мне стало легче с выплатой долга - очень ошибается! Как оказалось, любое хозяйство требует денег и больших. То есть, почивать на лаврах, лёжа на печи, у меня никак не получается. Для увеличения выхода продукции пришлось увеличить поголовье скота. Соответственно, пришлось строить новую ферму, свинарник, птичник. Да-да, птичкам тоже нашлось применение, кроме получения яиц. Консервированное мясо бройлеров тоже нашло своих покупателей. Зимой и замороженные тушки кур тоже хорошо доезжали до Москвы, а летом мы коптили курятину. Ценой жёсткой экономии эти здания построили. Но тут новая проблема - Роман уже не успевал за всем один следить. Путем долгих споров с внутренней моей жабой, приняла решение - нанимать ветеринара - зоотехника, ну уж и чохом, до кучи, нанимать агронома! Ветеринар оказался человеком семейным, пришлось устраивать ему жилье. А вот агроном был одиноким и вполне уживался с Романом в соседних комнатах. Вот и статья расходов - строительство, жалованья сотрудникам. Раньше, в поместьях доходы были основаны не на новых технологиях, а на бесплатном труде крепостных, а теперь это уже было невозможно. Прибавлялось работы, прибавлялось и работников. Кстати, из всех окрестных имений именно в моем больше всех осталось прежних крестьян, возвращались даже те, кто уехал в начале в город в поисках лучшей доли.
Наш примитивный консервный цех тоже пришлось расширять, так как увеличивался объем продукции, и ассортимент тоже не стоял на месте, приходилось нанимать новых работников. Как ни упиралась я, но пришлось организовывать и отдельный кондитерский цех. Фасовали произведенные сладости, как и просто весом в большие коробки, так и в фирменные коробочки с цветной печатью, подарочный вариант. Их мне делали все в той же московской типографии из тонкого картона, и где я первый раз заказывала этикетки для банок. Несмотря на доставку их из Москвы, все равно получалось дешевле, чем заказывать в Курске. Почему-то в провинции цены были выше.
Свои сады у меня ещё не обновились, новые саженцы пока не плодоносили, но я, с маньячным упорством, каждый год выписывала все новые сорта и виды фруктовых деревьев. Понятно, что своих фруктов для полной потребности мне не хватало, поэтому я скупала все излишки фруктов в округе - как в имениях, так и в личных садах крестьян. Что, конечно же, добавляло себестоимости продукции.
Хотя и продавала элитных телят и поросят только своим крестьянам, но и в окрестных деревнях, а то и поместьях стали появляться породистые животные. Ну как же не порадеть куму из соседней деревни, не дать ему поросеночка? А халява у нас появилась не сейчас, а гораздо раньше. Вот и любители дармовщинки у нас никогда не переводятся. Сочли окрестные помещики, что не стоит тратить такие большие деньги на племенной скот, когда они и так его добудут. Да не учли того, что любую породу можно загубить неправильным уходом и кормлением. Вот и не получалось у них достичь нужных результатов. А то, что я выписываю столько журналов, трачу много денег на закуп новых пород, а тут и вовсе коновала невиданного выписала - считали бабской дурью и столичными причудами. Но до вредительства здесь не опускались, считали, что в глуши провинции каждый помещик имеет право на свои чудачества. Но Панталон таки сдержал свое слово - сахар из моей свеклы, которую я по осени сдавала на сахарный заводик, никто не покупал. Впрочем, меня это ничуть не огорчало - с моими задумками было впору увеличивать посадки свеклы или скупать сахар у соседей.
Глава 37
Я вынырнула из размышлений - воспоминаний. День за окном перевалил на вторую половину и уже появились первые признаки придвигающего вечера - предсумерки вроде как. Небо на горизонте понемногу стало приобретать лиловый оттенок, усилился ветер, пробрасывая иногда пригоршни снежной крупы, ещё не снега, но и не дождя уже. Над голыми деревьями парка заполошно метались вороны, каркая что-то своё, воронье.
Валявшийся на оттоманке у теплого бока печи меховым ковриком Фиодор, приподнял голову, прислушиваясь к чему-то. За эти годы он раздобрел, заматерел и обзавелся одним драным ухом. Получил травму в битве с деревенскими котами за сердце местной кошачьей примы. Но привычку совать свой нос во все щели и дела поместья он не оставил, так же как и наши с ним вечерние беседы-совещания. И я тоже ценила это. Фиодор сморщил нос, чихнул и сказал.
-Роман идёт. Опять будет смотреть на тебя щенячьим взглядом. Сказала бы ты ему, что не можешь ответить на его чувства. Глядишь, нашел бы девку себе по душе. А не бегал бы, крадучись по ночам, к Ганке, а потом страдал бы от этого. Ганка баба хорошая, и к Роме всей душой, а он, дурак, не ценит. Все по тебе сохнет.
Не успела я ответить, как следует этому Амуру без лука в кошачьем обличье, как и в самом деле, в дверь постучали, и вошёл управляющий, присел на стул после моего приглашения. Обсудили хозяйственные дела, потом Роман, помолчав, спросил.
-Вы, Елизавета Ивановна, как дороги проходимые станут, в Москву собираетесь?