Помещицы из будущего

- Что-то произошло между вами и Александром Потоцким?

О Боже…

- Послушайте меня, я хочу вам сказать нечто важное, - продолжал тем временем Павел Михайлович. – Даже если случилось то, что уже нельзя исправить, вы все равно можете рассчитывать на мою поддержку и защиту.

- Откуда вы знаете? – осторожно поинтересовалась я. Интересно, какой информацией он располагал?

- Я случайно увидел вас и этого прощелыгу у старой мельницы… - было видно, что Головину неловко говорить об этом. – Простите, что приходится смущать вас такими нелицеприятными подробностями.

Я покраснела, испытывая жгучий стыд за настоящую Елизавету Алексеевну. Дура! Какая же дура… Значит, все-таки что-то было… Что ж, зато теперь будет легче открыться, в случае, если беременность подтвердится.

- Все. Давайте закончим этот разговор, - он вдруг обнял меня и прижал к своей груди. От его сюртука слегка пахло табаком и ландышем, что вызвало у меня легкую улыбку. В эти времена духи не разделяли на мужские и женские. Что ж… ландыш не такой уж плохой выбор. – Я сказал все, что хотел, а остальное оставим в прошлом.

- Батюшки святы! – раздался громкий возглас Аглаи Игнатьевны. – Пресвятые угодники!

Я отпрянула от груди Павла Михайловича, а он ничуть не смутился. Поднявшись, Головин подошел к нянюшке, за спиной которой стояла улыбающаяся Таня, и с улыбкой сказал:

- Аглая Игнатьевна, Софья Алексеевна, хочу сообщить вам, что Елизавета согласилась стать моей женой.

- Как это женой? – нянюшка побледнела, и Таня подхватила ее под локоть. Она усадила старушку рядом со мной на софу, подложив под спину подушечку.

- Тебе плохо, нянюшка? Может, водички принести?

- Не надо… Ох, это от радости… - выдохнула она, протягивая руки к Головину. – Спаситель вы наш! Благодетель!

Павел Михайлович взял ее сморщенные ручки в свои ладони и легонько сжал.

- Обещаю, что стану беречь вас как зеницу ока.

Аглая Игнатьевна кинулась целовать ему руки, и мы еле оторвали ее от смеющегося Головина.

- Ну, ну… Хватит! Что это вы удумали?

- Теперь моих голубок никто не посмеет обидеть! Пусть только попробуют! – нянюшка вытерла слезы передником. – Вот так вот! Мы тоже могем!

На ее лице появилось воинственное выражение, что вызвало смех у всех нас. Аглая Игнатьевна приосанилась, ее седые бровки встали домиком, а нижняя губа оттопырилась.

- И неча теперя туточки шастать!

Она еще долго не хотела отпускать Павла Михайловича. Потчевала его капусткой, блинами со сметаной, поила травяным чаем, а он все это ел с большим удовольствием. У меня немного отлегло от сердца, и даже появилась уверенность, что все будет хорошо.

Когда Аглая Игнатьевна помчалась за очередным угощением, я решилась поинтересоваться о Демьяне. Может Головин лучше объяснит его положение? Читать и знать точно - две большие разницы.

- Скажите, Павел Михайлович, а дети, рожденные от крепостных, имеют какие-нибудь права?

Я не стала называть имен, но он сразу догадался, о ком я говорю.

- О Демьяне переживаете? Но поспешу успокоить вас, он никоим образом не сможет претендовать на имущество. Даже если дворянин пожелает признать своего незаконнорожденного отпрыска, то все равно не имеет права передать ему свое звание, и обязан приписать его к своим крепостным крестьянам. – Головин, видимо, подумал, что мы боимся, как бы ни пришлось делиться с Демьяном. - Законом запрещено вводить незаконнорожденных в наследство и "в фамилию", препятствуя распространению сословных дворянских привилегий на "недостойных" граждан. Могу вам даже процитировать пояснение к этому закону: "Благородными разумеются все те, кои или от предков благородных рождены, или монархами сим достоинством пожалованы".

- Нет, нет… Мы помочь ему хотим, - объяснила я. – Жаль юношу.

- А вы его приказчиком назначьте. Он грамоте наученный, станет за усадьбой приглядывать, раз такое дело, - предложил Головин. – Другой помощи пока оказать ему вы не в силах.

Я задумалась над его словами. А ведь он прав. Нужно парня повысить в должности, а то как-то не по-человечески. Пусть духовно мы были чужими, но кровь у нас по венам бежала одна.

Глава 44

Головин уехал, но перед этим мы договорились, что завтра утром отправимся в церковь. Он еще раз пообещал, что приглашения на обручение будут разосланы в самое ближайшее время. А еще предложил заняться пошивом подвенечного платья, которое он с радостью оплатит, так же, как и платье Софьи.

Нянюшка все не могла прийти в себя от радости. На ее щеках горел румянец, походка стала легкой, и я даже пару раз услышала, что она напевает под нос какую-то песенку. Мы с Таней вполне могли понять ее воодушевление, ведь угроза оказаться на улице стремительно отступала. Да и что говорить, старушка переживала за нас, как за родных.

Но священнослужителя нам с Таней случилось увидеть раньше, чем предполагалось. Старый тарантас, которым управлял бородатый поп в пыльной рясе, появился в усадьбе в то же время, как в главные ворота вошли цыгане.