Поместье. Книга II

Он медленно пересек двор. Сглупил, надо было захватить с собой медицинский халат. Если что, сказал бы, что идет к больному. Хотя к какому больному, куда?.. В правом углу, на первом этаже, была хасидская молельня. Из открытых окон доносились слова Торы. В щели между занавесками Азриэл разглядел бледное лицо, ермолку, карниз ковчега, огонек поминальной свечи. «А вот зайду туда и останусь, — мелькнула мысль. — У меня двести рублей с собой. Года на полтора хватит. Когда-то здесь, в Варшаве, на два рубля в неделю жил. Еще часы можно продать…» Фантазия разыгралась. Сначала Ольга будет его искать, но рано или поздно перестанет. Миреле уедет за границу и без его помощи. Ольга может остаться в Топольке, Зина где-нибудь найдет место. Только Шайндл и Мишу жалко. Шайндл, конечно, отправят в еврейскую лечебницу. Миша, наверно, остался бы с Ольгой, она к нему очень привязана. Или его мог бы взять к себе Майер-Йоэл, или реб Йойхенен… А он, Азриэл, что делал бы? Изучал бы Тору, Вавилонский Талмуд, Иерусалимский, комментарии. Если бежать, то лучше сюда, а не в Топольку. Если религия — опиум, как они говорят, значит, этот сорт опиума отлично подходит еврейской душе. Над этими страницами народ грезил две тысячи лет. И это были прекрасные, благородные грезы, а не кровавые кошмары…

Он увидел номер на двери. Постучался и тотчас услышал шаги. «Кто там?» — спросили из-за двери по-русски. Азриэл ответил паролем, который передала ему Эстер Ройзнер:

— Агент по продаже швейных машинок…

3

Дверь открылась. Смуглая женщина в простом платье без украшений, с черными волосами, заколотыми гребнем, внимательно оглядела Азриэла.

— Proszę![141]

В темном коридоре пахло кухонным чадом и грязным бельем. В доме был маленький ребенок, Азриэл услышал поскрипывание колыбели и монотонный убаюкивающий мотив: «А-а-а! А-а-а!» Хорошо малышу, он хотя бы полиции не боится, подумал Азриэл. Он вошел в комнату. За столом сидел молодой человек в белых нарукавниках и возился с каким-то механизмом. Бомбу, что ли, делает? Нет, это всего лишь разобранные стенные часы. Смуглая женщина постучалась в дверь, ведущую в другую комнату. Дверь открылась, и Азриэл увидел маленькую, пожилую, чтоб не сказать старую, незнакомку в черной юбке и серой блузке. Седые волосы собраны в пучок. В первую секунду Азриэл даже подумал, что произошла какая-то ошибка, и тут же понял: да, это Миреле. Вдруг он узнал ее, словно к ней на миг вернулся прежний облик. Но как же все-таки она изменилась! Морщинистое лицо потемнело, как печеное яблоко, маленький носик покраснел и заострился. Она пронзила его злым старушечьим взглядом.

— Миреле, это ты.

— Азриэл!

Тонкими руками Миреле обвила его шею, Азриэл прижал ее к себе.

— Что, постарела твоя сестра? — спросила она, выпуская его из объятий.

— Миреле, почему ты по-русски говоришь?

— Подзабыла еврейский.

Но вскоре она все-таки заговорила на родном языке, предложила брату сесть. «Вроде ниже ростом стала. Или она всегда была такая маленькая?» — удивлялся Азриэл, разглядывая сестру. Вот она, Миреле. Теперь у нее кривые пальцы, острые локти и дряблая кожа на шее. Бывало, в детстве они ссорились, он поддавал ей, а она царапалась. Лепили пирожки из песка. Играли, как будто он муж, а она жена: он уходил молиться в синагогу, а она варила ему бульон в глиняном черепке и, если под рукой не было воды, требовала, чтобы он помочился… Азриэл украдкой смахнул слезу. Сначала Миреле говорила медленно, с трудом, делала ошибки и все время вставляла русские слова. Спросила, когда годовщина смерти родителей. «Выговор как у литвачки. И откуда у нее такой твердый „р“?» — думал Азриэл. А она рассказывала, как неделями добиралась до Варшавы на санях и телегах. «На поезде нельзя было, — говорила Миреле. — Они депеши разослали». Она перечисляла русские города и деревни, вспоминала крестьян, которые ей помогали: «Не поверишь, меня в сундук спрятали, ящик такой, вроде гроба. Его на телегу поставили и еще мешками с овсом завалили. Дырку проделали, чтоб я не задохнулась. Всё бы ничего, но вот когда надо было нужду справить… Оказалось, я сильнее, чем сама думала. Всё выдержала. Они считают, я еще много пользы смогу нашему делу принести, если за границу переберусь, но я сомневаюсь. Так и не научилась речи произносить. Осталась простой бабой…»

Она подмигнула, и по мелькнувшей в ее глазах улыбке Азриэл опять узнал прежнюю Миреле.

— Как тебе там жилось-то?

— Как-то жилось… Я тебе писала, но ты так редко отвечал. Правда, деньги присылал регулярно. Спасибо тебе.

Оба замолчали, не зная, о чем говорить. Время сделало их чужими друг другу. Азриэлу подумалось, что Миреле каким-то чудом стала старше, чем он. Он испытывал перед ней стыд за свои мальчишеские страдания и сомнения. Азриэл чуть ли не завидовал этой маленькой, щуплой женщине, которая раз и навсегда решила, каковы ее цель и долг. Были в ней и гордость, и сила. Казалось, она смотрит на брата с легкой насмешкой.

— В общем, ты теперь настоящий пан доктор.

— А то.

— Слушай, а куда пропал этот?.. Забыла, как зовут.

— Ципкин?

— Да, Ципкин.