Поместье-зверинец

Мы выбрались из машины и проследили за выгрузкой животных и их размещением на веранде второго этажа. Потом сгрузили и убрали все снаряжение. Пока мы пытались кое-как смыть с себя красную пыль, Филип схватил остатки своей постели, ящик с кухонной утварью и продуктами и зашагал к кухне твердо и решительно, будто патруль, которому поручено подавить небольшой, но досадный бунт. Когда мы кончили кормить животных, он появился вновь и принес удивительно вкусный ужин. После еды все повалились на кровати и уснули как убитые.

На следующее утро, едва занялась заря, мы по холодку отправились засвидетельствовать почтение нашему хозяину — Фону. Миновали широченный двор и нырнули в хаос площадок и улочек между хижинами жен Фона. Наконец вошли в небольшой дворик, осененный могучей гуавой. Здесь стояла вилла самого Фона, маленькая, аккуратная, сложенная из камня и покрытая черепицей, с широкой верандой вдоль одной стороны. На верхней ступеньке крыльца стоял мой друг, Фон Бафута.

Вот он — высокий, стройный, в простом одеянии, белом с синим узором. На голове маленькая ермолка тех же цветов. Лицо его озаряла так хорошо знакомая мне веселая, озорная улыбка. Могучая рука была протянута вперед для приветствия.

— Здравствуй, мой друг! — воскликнул я, взбегая по ступенькам.

— Добро пожаловать, добро пожаловать… ты приехал… добро пожаловать, — с жаром ответил он, стискивая мою руку своей мощной дланью, а другой рукой обнимая меня за плечи и нежно похлопывая по спине.

— Ты хорошо поживаешь, мой друг? — спросил я, рассматривая его лицо.

— Хорошо, хорошо, — ответил он улыбаясь.

Слишком слабо сказано, подумал я. У него был попросту цветущий вид. Восемь лет назад, когда мы встречались в последний раз, ему уже пошел восьмой десяток, и он явно перенес эти годы лучше, чем я. Я представил ему Джеки. Это была потешная картина: Фон, ростом шесть футов три дюйма, а на вид еще выше благодаря своему длинному одеянию, улыбаясь, наклонился над Джеки (пять футов один дюйм), и ее детская ручонка совсем исчезла в его широкой смуглой лапе.

— Пожалуйста, заходите, — с этими словами он взял нас за руки и повел в дом.

Все было так, как я помнил. Уютная прохладная комната с леопардовыми шкурами на полу, украшенные изумительной резьбой деревянные кушетки с горами подушек. Мы сели. Одна из жен Фона принесла поднос с бутылками и стаканами. Фон щедрой рукой наполнил три стакана шотландским виски и, радостно улыбаясь, вручил нам. Я посмотрел на четыре дюйма неразбавленного виски в моем стакане и вздохнул. Что бы ни совершил Фон со времени моего прошлого визита, в общество трезвости он не вступил.

— Ваше здоровье! — сказал Фон и сделал добрый глоток.

Мы с Джеки пили не так рьяно.

— Мой друг, — сказал я. — Я очень, очень рад опять тебя видеть.

— Ва! Рад? — воскликнул Фон. — Вот я рад тебя видеть. Когда мне сказали, что ты снова в Камеруне, я сильно обрадовался.

Я осторожно глотнул виски.

— Мне говорили, будто ты на меня сердишься за то, что я написал книгу, где рассказал, как весело мы проводили время в прошлый раз. Я даже боялся ехать в Бафут.

Фон насупился.

— Кто же это тебе говорил? — грозно спросил он.

— Да так, один европеец.

— А! Европеец… — Фон пожал плечами, словно удивляясь, как я мог поверить тому, что мне говорил какой-то белый. — Ложь это.

— Ну и слава богу, — произнес я. — Мне было бы тяжело, если б оказалось, что ты на меня сердишься.

— Нет, нет, я на тебя не сержусь, — сказал Фон и налил мне добрую порцию виски, я не успел даже помешать ему. — Эта книга, которую ты написал… Она мне здорово понравилась… ты прославил мое имя на весь мир… теперь люди повсюду знают мое имя… это здорово.

Я еще раз понял, что недооценил Фона.

Он определенно смекнул, что лучше какая-то известность, чем никакой.

— Понимаешь, — продолжал он, — много народу приезжает сюда в Бафут, самые разные люди, и все показывают мне твою книгу, в которой стоит мое имя… это же замечательно.

— Да, это замечательно, — в замешательстве согласился я.

Мне и в голову не приходило, что Фон стал по моей милости литературным героем.

— Когда я ездил в Нигерию, — сказал он, задумчиво разглядывая на свет бутылку, — когда я ездил в Лагос на встречу королевы, там у всех европейцев была твоя книга. Очень много людей просили меня написать имя на твоей книге.

Представив себе Фона раздающим в Лагосе автографы на экземплярах моей книги, я просто онемел.

— Вам понравилась королева? — спросила Джеки.

— Ва! Понравилась? Очень понравилась! Замечательная женщина. Совсем-совсем маленькая, вроде тебя. Но сильная, сразу видно. Ва! Это очень сильная женщина.

— А Нигерия тебе понравилась? — спросил я.

— Не понравилась, — твердо сказал Фон. — Слишком жарко. Солнце, солнце, солнце, я обливался потом. А эта королева, она сильная… идет — и хоть бы что, совсем не потеет. Замечательная женщина.

Он посмеялся, вспоминая что-то, и рассеянно подлил нам виски.

— Я подарил королеве зуб слона, — продолжал он. — Вы его видели?

— Да, я его видел, — ответил я, припоминая великолепный резной бивень, преподнесенный ее величеству камерунцами.