Наступил один из самых торжественных и потрясающих по духовной силе моментов всего Собора. Все встали и единодушно запели Символ Веры! А поющих было свыше двухсот человек. Как-то робко оглянувшись по сторонам, встал и Куроедов и продолжал стоять, пока пели «Верую», но лицо его приняло какое-то каменное выражение. После окончания пения Символа Веры председатель Собора митрополит Пимен предложил утвердить намеченный на Архиерейском Совещании состав президиума и секретариата, а также членов различных комиссий: редакционной, мандатной и т. д. Возражений не было, и все предложения были утверждены. Митрополит Алексий, в качестве секретаря Собора, огласил программу работы и предложил, чтобы выступления ораторов, кроме основных докладчиков, были бы ограничены десятью минутами. Это разумное предложение было принято, но скоро, как мы увидим, было нарушено самым грубым образом.
После этого начались приветствия. Первым, «естественно», выступил Куроедов.
– Уважаемый председатель Поместного Собора, – начал он, встав со своего места, – уважаемые члены Собора, уважаемые гости. Разрешите мне, по поручению советского правительства, сердечно приветствовать участников Собора. Поместный Собор и избрание Патриарха – большое событие в жизни Церкви, свидетельствующее о восстановлении в ней после Октябрьской революции традиционных начал
В общем, нужно признать, что кроме неумного, но широко принятого у большевиков самовосхваления советской власти, выступление Куроедова было выдержано в корректных и сдержанно дружелюбных тонах. Но в нем не было той теплоты и широкого признания положительной роли Церкви в политической и культурной истории России, которые чувствовались в аналогичной речи Карпова на Соборе 1945 года.
В ответ на приветственное слово Куроедова митрополит Пимен выразил «сердечную признательность членов Собора за высокое внимание и теплое приветствие».
– Нам особенно дорого внимание к нашему Поместному Собору со стороны советского правительства, потому что члены Собора – граждане Советского Союза – по достоинству ценят его многополезные труды.
Далее митрополит Пимен счел нужным дать высокую оценку и Совету по делам религии, со стороны которого «мы неизменно находили понимание и помощь». В заключение митрополит Пимен предложил направить послание Косыгину. Отмечу, что в то время как в своем слове Куроедов называл митрополита Пимена «уважаемым председателем», последний счел нужным обратиться к нему со словами «глубокоуважаемый Владимир Алексеевич!» В ответе митрополита Пимена, когда он говорил от имени членов Собора, «граждан Советского Союза», давалось понять, что все такого рода «политические» приветствия и заявления ни к чему не обязывают членов Собора – несоветских граждан. Эта линия проводилась более или менее систематически и на дальнейших заседаниях Собора. Нас, «иностранцев», это успокаивало. Лично я себя считал не иностранцем, а несоветским русским, но выступать против послания Косыгину не собирался. Было бы с моей стороны глупо выступать с политическими заявлениями на Соборе.
После этого митрополит Никодим выступил с приветствием почетным гостям Собора. Не стоит его повторять здесь, оно было малоинтересно. Скажу только, что начал он хорошо, обращаясь в своем приветствии Александрийскому Патриарху «к александрийским святителям и египетским подвижникам, которые своим богопросвещенным разумом и богоугодным житием и доныне указывают нам путь к вечной жизни». Упомянул он, что представители «Константинопольской Церкви прибывают к нам в самое ближайшее время для присутствия и участия в нашем Соборе». В конце своей речи он, к сожалению, свернул на «истребительную войну», «силы эксплуатации», «Индокитай, Ближний Восток» и прочие политические трафаретные лозунги. (А почему, подумал я, не сказать ему о Чехословакии?) Это было первый раз, чтобы на Собор был вынесен такой конкретный политический элемент. На Архиерейском Совещании ничего подобного не было.